— Держи, пацан. Поезжай домой на такси и хорошенько выспись. Жду тебя завтра вечером.
В тот самый момент Берни стало ясно, что он должен сделать.
— Этот гаврик жил далеко в Куинсе, так что времени поговорить было достаточно. Я спросил, за какую бейсбольную команду он болеет.
И дальше, положившись на крепкую народную мудрость и безупречный профессионализм, Берни завел такую складную речь о нормальных, честных и здоровых вещах, что прежде, чем они въехали на мост Куинсборо, с мальчишки начала сходить вся эта хулиганская шелуха. Они мчались по бульвару Куинс, Берни болтал с увлеченностью волонтера Полицейской атлетической лиги[27], так что, когда они приехали, его пассажир разве что не плакал.
— Я видел, что он глотал слезы, когда расплачивался, — говорил Берни в моем тексте. — Было понятно, что в этом парнишке что-то поменялось навсегда. Ну я надеюсь — хотя, может, это только мечты. Но что мог, я для него сделал.
Вернувшись в город, Берни позвонил в полицию и посоветовал им приставить пару человек присмотреть за той винной лавкой завтра вечером.
Естественно, ее попытались ограбить, но осуществлению преступных планов помешали двое суровых, но симпатичных полицейских. Естественно, задержали только одного злоумышленника, того самого закоренелого преступника.
— Не знаю, где в этот вечер был парнишка, — заканчивал свой рассказ Берни, — но мне хочется думать, что он лежал дома в кроватке со стаканом молока и спортивной газетой в руках.
У этого рассказа была крыша с симпатичной печной трубой; было множество окон, через которые внутрь лился свет; последовал еще один одобрительный смешок со стороны доктора Александра Корво, и этот рассказ тоже отправили в «Ридерс дайджест»; снова пошли разговоры о возможном контракте с «Саймоном и Шустером» и трехмиллионном фильме с Уэйдом Мэнли в главной роли; а я получил по почте причитавшиеся мне пять долларов.
Какой-то тщедушный слабый старик расплакался прямо в машине на углу Пятьдесят девятой улицы и Третьей авеню, и когда Берни спросил, может ли он помочь, старик выдал самую душераздирающую из возможных историю несчастий на две с половиной страницы. Жена у него умерла, единственная дочь давно вышла замуж и уехала во Флинт, штат Мичиган. Уже двадцать два года он мучится от беспросветного одиночества, но до сих пор удавалось держаться, потому что у него была любимая работа — он ухаживал за геранью в крупной коммерческой оранжерее. И вот сегодня утром начальство сказало, что ему придется уйти: слишком он стар для такой работы.
— Только тут, — писал Берни Сильвер, — я сообразил, зачем ему ехать на Манхэттен до ближайшего к Бруклинскому мосту перекрестка.