Мизгирь согласился: на месте Салаира и Турка он поступил бы так же.
А вот у Кельдыма со «Щедрой» выбора «идти — не идти» уже не было. Вдобавок его поселок опустошил страшный пожар, и запасов еды там почти не осталось. На этой станции уцелело всего двадцать шесть человек вместе с ранеными. И Кельдым намеревался последовать примеру Мизгиря сразу, как только прекратится дождь. Обе группы договорились встретиться в городе где-то через неделю, поскольку добираться туда от «Щедрой» тоже было далековато.
Охотники решали, кому завтра идти в дозор, потому что соваться в Погорельск без разведки было опрометчиво, когда к их костру подсел бывший кладовщик дядя Вася, он же Михеич.
Во время катаклизма дядя Вася сломал правую руку и теперь держал ее на перевязи. Но ему повезло — обошлось без заражения крови, и Михеич был в силах дойти до городского доктора. Если, конечно, последний не повторил трагическую судьбу своего коллеги с «Гордой».
— Не помешал, парни? — осведомился Михеич, усаживаясь на свернутое в рулон одеяло.
— Ну что ты, дядя Вася! Конечно, нет! — ответил Мизгирь. Хотя, говоря начистоту, присутствие на совете клуба посторонних никому не нравилось. — Чаю хочешь?
— Это можно, — согласился бывший кладовщик.
Горыныч зачерпнул из котла кружку чаю и, бросив туда кусок сахара, протянул ее гостю. Все знали, что Михеич любит сладости. Прежде у него в кармане всегда была гость леденцов, которыми он угощал поселковую ребятню.
— Рассказывай, дядя Вася, — попросил Мизгирь, после того, как старик, швыркая, отпил из кружки несколько глотков. — Так понимаю, у тебя есть к нам какое-то дело.
— Да как сказать. — Гость поморщился. — Рука зараза болит, спать не могу. Лежу, обо всем на свете думаю, и вот ненароком кое-что всплыло в памяти. Помнишь, на прошлой неделе ты выпытывал у меня, не знаком ли мне бандит, который еще при Мотыге в тутошних краях беспределил. Черноухов, Черноглазов или как там его…
— Чернобаев. Его звали Пахом Чернобаев, — уточнил комвзвод.
— Пусть так. Не суть важно, — отмахнулся Михеич. — А я тебе ответил, что эта шваль нам тогда по именам представлялась. А кабы и представлялась, на кой мне тридцать лет держать в голове ее имена?
— Ага. В точности так ты и сказал, — подтвердил капитан. — Однако, похоже, чье-то имя ты все-таки припомнил, я прав?
— Не имя. Кличку. — Михеич отхлебнул из кружки и нахмурился. Так, словно не был уверен, нужно ли посвящать комвзвода и остальных в свои воспоминания. — Был у Мотыги один подручный. Змеюка, которую даже человеком сложно назвать. Мокрушник из числа тех, кто отродясь не ведал ни совести, ни жалости. Таким даже бабы, считай, не нужны — у них стояк бывает лишь при виде крови и распотрошенных трупов. Ух и злючий был гад! И скользкий. Большинство закопанных в округе мертвяков наверняка его рук дело, вот только доказательства нынче ищи-свищи.