Начали стрельбу по второму кругу. И тут судьба сжалилась над Барсуком, чья винтовка в первый раз дала осечку. Уложить Кукиша наповал ему не удалось — пуля раздробила тому крестец, — но этот «зверь» тоже свое отбегал. Кукиш упал в траву, запричитал во весь голос и забился в конвульсиях, явно сообразив: к доктору его не повезут.
— Четвертый номер! Взял! Добиваю! — доложил Барсук.
— Добро! — отозвался Мизгирь. — Внимание! Четвертый добивает!
Для остальных номеров это был приказ прекратить огонь. Достреливать подранка надлежало тому, чья пуля его обездвижила. И никто не оспаривал у Барсука это право.
А он не отказал себе в удовольствии попрактиковаться в стрельбе по живой мишени. То, что она больше не двигалась, было досадно. Но Мизгирь и его товарищи достреливали в упор лишь обычного четвероногого зверя — когда порой охотились на одичалых собак; иной фауны в Пропащем Краю не водилось. Они не испытывали злости к собакам и убивали их по мере необходимости. «Звери» же вроде Чегрика вообще не должны были жить на белом свете. Ну а раз все-таки жили, любой имел право умертвить их позорной и мучительной смертью.
Теперь, когда никто никуда не спешил, Барсук прицеливался из своего «штейр-манлихера» спокойно и педантично. Разумеется, попал с первого выстрела. Вот только Кукиш оказался на редкость живучей тварью. Барсуку понадобилось еще две пули, чтобы «зверь» прекратил дергаться и угомонился навсегда.
— Ну все, отвели душу. Закругляемся. К нашему приходу как раз банька натопится, — подытожил Мизгирь. И, достав рацию, оповестил загонщиков, чтобы они грузили трупы на квадроциклы и тоже возвращались на форпост.
Но просто так развернуться и уйти не получилось.
— Эй, кто стрелял в этого «зверя»? — поинтересовался по рации Хан, когда подъехал к Чегрику. — Он еще жив и даже ползает. Могу позаботиться о нем, если хотите.
— Передай Хану: не стоит беспокоиться, — попросил Мизгиря Горюев, расслышавший сообщение загонщика. — Моя недоработка. Сейчас все исправлю. А вы идите, не ждите меня. Вернусь сам, дорогу знаю.
— Разрешите составить вам компанию, — вызвался комвзвод. Было бы невежливо бросить высокого гостя в одиночестве.
— И мне! — присоединился к отцу Илюха, явно не желая на обратном пути служить объектом для шуток. Пускай дружеских, но Илюха был в том возрасте, когда даже безобидные подначки воспринимались им болезненно.
— Как пожелаете, — не стал возражать полковник. И они втроем отправились туда, где Чегрик все еще подавал признаки жизни.
— Неплохой у тебя был выстрел, парень, — похвалил Горюев Илюху. — По крайней мере не хуже, чем у многих сегодня.