— Ничего, главное, что дерьмом не воняют, — подытожил Мизгирь. И обратился к Пахому: — Ты сможешь сам переодеться, Чернобаев?
Пленник не ответил, а, продолжая стучать зубами, несколько раз судорожно кивнул.
— Ну слава богу — ты снова нас понимаешь! — воскликнул капитан. — А как насчет покаяния? Ты созрел для него или все еще нет?
— Морок, — пробормотал Чернобаев, вжав голову в плечи, словно ожидая удара. — Это все он. Не я. Морок попутал. Извините.
— И это все? — Мизгирь покачал головой. — В жизни не слышал хреновее исповеди. Придется тебе, Папа Карло, еще денек-другой над ней поработать, потому что в твоем случае краткость — не сестра таланта… Заика, Боржоми! Уведите его в сарай, дайте ему переодеться и посадите на цепь. Отныне будем стеречь его попарно, на случай, если его опять придется усмирять и приводить в чувство. И держите наготове шланг с водой. Похоже, это единственное лекарство, которое Чернобаеву помогает…
— Какое замечательное утро! Надеюсь, вечером скажу то же самое про сегодняшний день, — изрек Горюев, выйдя во двор форпоста в полном охотничьем снаряжении. Несмотря на то, что половину ночи они с Мизгирем и Кайзером отмечали встречу, выспался босс, судя по его бодрому виду, хорошо. Чего нельзя было сказать о комвзводе. Пускай Мурат Антонович угощал его вчера первоклассным виски, голова у Мизгиря все равно побаливала.
Часы показывали почти десять, и почти все члены клуба были в сборе. Осталось дождаться Барсука, Салаира и Турка. Первый, чье бедро было прострелено в «Козырном короле», заехал в медпункт на перевязку. Двух других, видимо, что-то задержало в пути — им предстояло добираться до форпоста дальше всех, с буровой «Могучая».
Но раньше других проснулся сегодня Илюха. Не потому что он рано улегся вчера спать. Просто Горюев сдержал слово и привез ему ко дню рожденья подарок. Пускай не «блэйзер», как у дяди Горыныча, но тоже неплохую огнестрельную игрушку — полуавтоматический «хеклер-кох». Такой, как у дяди Хана, разве что на илюхином был установлен более сильный оптический прицел.
И вот теперь парень носился по форпосту с горюевским подарком, изнывая от желания опробовать его в деле. Но до начала охоты тренировочная стрельба была запрещена. Как Илюхе, так и всем остальным — дабы не пугать раньше времени «зверье» выстрелами. Покамест они звучали лишь у мальчишки в воображении, когда он, глядя в оптический прицел, наводил оружие на деревья, представляя вместо них «зверье» или своих злейших врагов.
— Ну охренеть теперь! — беззлобно проворчал Мизгирь, повертев в руках новую винтовку сына. — Да где это видано, чтобы детей одаривали такими крутыми пушками? И куда я супротив нее со своим стареньким карабином?