— Его величества корабль! — сказал я как-то матросам в бескозырках, — А эта ржавчина повсюду тоже "его величества"?
Я ожидал что в ответ меня заставят пройтись по доске, под которой будут плескаться зубастые акулы — старая пиратская забава. Но меня обыкновенно избили ногами в трюме.
Кажется, Вера когда-то хотела, чтобы я с ней выехал заграницу на отдых в удивительные страны. Что ж, я наконец и оказался в одной из таких.
Морской круиз оказался, конечно, не ахти: серый океан, тучи да шторма. Канадский порт Галифакс остался в наших воспоминаниях лишь как металлические конструкции кранов, загородившие небеса, и мокрая от дождя бетонная площадка на которой нас разделили на всё ещё живых — их погрузили в товарные вагоны и повезли на запад, и на умерших на корабле от цинги — этих освятили ритуалом бюрократической процедуры и, вероятно, сожгли.
По пути на железной дороге нам всё-таки удалось увидеть здешние горы со снежными шапками, хвойные леса, озёра, распаханные поля пшеницы и стада рогатой скотины величиной с дивизию. Однако, нас не привезли сюда любоваться красотой природы английской империи.
Где-то в Британской Колумбии нас выпихнули из поезда, вывезли в открытое поле и заставили рыть себе землянки. Вокруг тут же появился забор из колючей проволоки и вооружённый караул.
Кормили очень плохо и голод занимал все наши мысли. Как-то раз смогли поймать бродячего пса и сварили из него суп. Охранникам пришлось пожать плечами, увидев обглоданные нами кости. Убийство же коровы они нам с рук не спустили. Один лихой парень из нашего лагеря додумался прибить отбившуюся от стада тёлку булыжником по голове. За это его расстреляли. Тогда мы решили, что корова — священное животное Канады.
Нас использовали обычно как земляных рабочих. Прокладывали дороги из большого города в города поменьше. Выковыряв ещё один кубометр земли с глиной, я вспомнил как давным-давно строил с Карлом автомагистрали и как точно так же орудовал лопатой. Я понял, что потерял всё за эти годы и мне придётся начинать с начала, с полного нуля.
Не все мирились со нашим положением. Был среди нас панцергренадер Ганс Шустер, всё время порывался бежать. Молодой был очень, лет восемнадцати всего.
— Они же там поднимают восстание! — говорил он, — Нам надо срочно возвращаться! Отвоюем всё назад!
— Ты задрал уже, Шустер — крикнули ему издалека, — Ты вообще только фаустпатроны взрослым дядям в Берлине подносил! По земле волок, наверное, на руки поднять не мог!
Прокатился всеобщий громкий смех. Шустер подошёл ко мне, схватил за шиворот и взглянул из широких зрачков в мои глаза.