— А сбежала сюда она зачем? — спросил я.
— Говорит ей надоело стоять в очередях за продуктами. Когда она хотела встать в очередь она не слышала кто последний.
— Как вы с ней говорите если она ничего не слышит? — спросил Карл.
— Языком жестов, — сказала Ассумпта.
— Жестов? — удивился Карл. — Где вы ему научились, фрау Мёрфи?
— В самолёте мы на нём часто перегорваривались.
— А как можно показать жестами слово scheisse[10]? — спросил Карл.
— Сейчас покажу.
Ассумпта вытянулась из-за стойки, дотянулась рукой до маленькой головы Карла и больно хлопнула его по макушке.
— Вот так вот оно произносится, сынок! — сказала Ассумпта. — Чтоб я такого больше не слышала!
Она оторопела и взглянула мне в глаза.
— Ничего что я стукнула твоего сына?
— Ничего, мне самому стоило влепить ему за такое! — сказал я. — И в кого ты только такой растёшь...
— Уж точно не в тебя, названый папаша! — сказал Карл, глядя исподлобья.
Я захотел его ударить, но остановился.
***
В Фолькспарке мы с Карлом встретили Макса и его сына Питера. Уже вечерело. Это был один из тех летних вечеров: не жарких, но и не холодных. Словом, была прекрасная погода для проголки.
За годы войны у Макса исчез круглый живот.
— В этом году нас на чемпионат мира ведь так и не взяли, — сказал Макс. Мы шли рядом со строившимся тогда Фолькспаркстадионом. — Раньше была одна Германия, теперь их целых три. Непонятно кто из них должен представлять немецкий народ.
— Да, это беда, — сетовал и я. — Как Хильда поживает?
Хильдегард была его новой женой. Она работала надзирательницей в Равенсбрюке[11] и Макс сделал для неё документы: согласно им она все годы войны была его женой и домохозяйкой. Её бы давно повесил Альберт Пирпойнт[12], если б они до этого не догадались. Я уже спрашивал у него: не гоняет ли она его по дому? Ведь наверняка она занималась гнусными вещами на работе. Макс ответил что Хильда добрейшая душа. Она одна из всех охранниц лагеря не носила с собой пистолет и кожаный кнут.
— И готовить она любит, — говорил Макс тогда. — Не то что Вера, сам помнишь её готовку.
— Неплохо поживает, — сказал Макс сейчас.
***
Моему Карлу должен был исполниться девятый год. Питеру уже было шестнадцать.
— Карл меня совсем не уважает, — говорил я.
Я и Макс сели на скамейку у детской площадки в парке.
— Его настоящий отец, Джон, для него герой, — продолжал я. — Он летал в облаках на самолёте, он американец... А я, что я? Я таскаю кирпичи.
— Да-а, но он сломал себе шею, свалившись с барной стойки пьяным, — Макс хлопнул меня по плечу в знак поддержки. — А ты прошёл войну и всё ещё здоров, можешь прокормить свою семью. Остаться в живых это по-мужски. Тебя можно уважать хотя бы за это.