— Господин Дуров, извольте переписать отношение за нумером 1741. На бумаге его превосходительству вы оставили кляксу!
Вместо почтительного ответа писец встал из-за стола, сказал пораженным чиновникам «Прощайте!», раскланялся и вышел из канцелярии, чтобы никогда более в нее не возвращаться.
Однако радужные надежды получить работу в цирке оказались напрасными. Директор Саламонский даже не захотел слушать молодого человека, утверждавшего, что он будет иметь успех на арене как художник-моменталист. С каждым днем положение становилось все труднее. К тому же, чтобы не огорчать опекуна, и без того расстроенного незадачливой судьбой подопечных, Владимир скрывал от него свой уход из Управы.
Выручила случайная встреча со старым знакомцем Ринальдо. Профессор многих наук поддержал замысел своего бывшего ученика начать карьеру художника-моменталиста и помог устроиться в балагане.
…Лилипутка заканчивает свое незамысловатое выступление. Со сцены доносится ее писклявый голосок и притопывание каблучков, когда она делает какие-то неловкие па. Пора готовиться к выходу.
Вот и загрохотал барабан. Лицо художника в миг преобразилось. Куда девались грустные думы, глаза глядят весело, озорно. Бархатная блуза с шелковым бантом лежит легко и свободно. Густые волосы ниспадают на лоб, небрежным движением головы он откидывает их назад. Зрителям нравится такой артистический вид. Художник взял уголек для рисования, подошел к мольберту с приколотыми листами бумаги. Под приглушенные звуки оркестра обратился к публике:
Начиная рисовать,
Я хочу того добиться,
Чтобы каждый мог сказать
Ба! Знакомые все лица…
Уголек замелькал в руке в быстром ритме музыки. Художник рисует и приговаривает:
На лошади вечно скелета худей
Уж это, конечно, английский…
Короткая пауза и неожиданно, почти на крике закончилась строка куплета:
На листе бумаги появились скачущая лошадь и всадник в жокейской шапочке. Линии удивительно лаконичны. Моментальный рисунок полон движения.
Зрители аплодируют. А на мольберте уже новый чистый лист.
Оркестр играет галоп. Можно только поражаться, как рука с угольком поспевает скользить по бумаге в такт быстрой музыке. И как разборчиво доносит художник слова куплета:
Все дела ведет с расчетом,
Сядет в дрожки — лопнет шина.
Ходит в баню по субботам,
Это русский наш…
И опять после паузы, звучит последнее слово:
Еще не утих восторг зрителей, а на мольберте опять чистый лист. Рисуя, художник читает:
Его супруга тучная
Грызет орехи лихо
С гадалкой неразлучная
Московская купчиха.
Дуров срывает лист и, держа его на вытянутых руках перед собой, широко улыбаясь, обходит зрителей. Передает рисунок стоящим в задних рядах, откуда тянутся просящие руки: «Сюда, сюда!» Возня, шум, короткая свалка прекращаются, лишь когда он вновь у мольберта.