Чарли хлопнул задней дверью, побежал через двор мимо птичьей купальни и бежал до самой опушки. Там стоял старый дуб, глубоко в кору вбиты колышки, а на колышках доски — это отец сооружал дом на дереве. Дом по сей день не достроен — оказалось, что конструкция сложнее, чем отец предполагал. Он без конца разглагольствовал про устойчивость и крепления, но дома так и не достроил, а мать запретила им с Томми туда лазить, потому что там только деревянный пол, и все, ни стен, ни перил, ухнуть вниз — как нефиг делать. Но Чарли и Томми все равно иногда туда лазили, если охота было спрятаться. Там высоко, летом сквозь листву не видно.
Они это называли своим фортом. Держали там всякие штуки — дневник, который Томми вел несколько месяцев, коллекцию камней Чарли, журналы про ружья и машины, которые сперли из стоматологии. Иногда Томми брал туда Хвосторога и отпускал побегать, как будто в джунглях. До прошлого лета Чарли лазил туда пыхнуть.
А теперь еле втолкнул крупное тело в люк.
Пацаненок сидел в темноте на досках, руками обхватив коленки, и на плече у него разлегся Хвосторог. Не пацан, а горе луковое. Из глаз и носа — вселенский потоп.
Чарли присел рядом с ним на корточки.
— Там тебя все ищут, между прочим.
— У нас комната стала другая.
— Что?
— Комната. Вещи пропали.
— Какие вещи?
— Книжки про ящериц. Моя перчатка, и мои биты, и мой кубок спортивный.
— А — в смысле, вещи Томми. Ну, там все это раньше было.
Чарли боялся посмотреть ему в глаза. Вдруг у пацаненка суперспособности, как у бзикнутых детей в кино? Может, он видит мертвых людей[47]. Может, с ним тусуется призрак Томми. Чарли, в общем, по барабану, что там как, — от всего жуть берет, он бы лучше как-нибудь без этого всего обошелся. Надо отвести пацаненка в дом, и пусть катится из жизни Чарли на все четыре стороны.
— Вы зачем мои вещи убрали?
— Это не я. Папа маму заставил. Когда я сюда вернулся, папа сказал, мне это будет вредно.
Пацаненок просветлел лицом:
— Ты тоже вернулся?
— Ну, я у бабушки жил, первые полгода где-то. Пока мама с папой искали… Томми.
Долгие месяцы у бабушки. Чарли уж сколько лет их не вспоминал. Как он стоял на коленях на потертом ковре под бабушкины госпелы на старом проигрывателе, размышлял, что творится дома, нашли ли уже брата. С бабушкой они про это не говорили. «Если что случится, мы узнаем первыми, — объясняла она. — Так что давай их дергать не будем, пускай делают, что надо делать. А мы можем только молиться, чтоб Томми вернулся домой». Бабушка уже совсем разболелась, ноги опухли — еле сползала с кресла, чтоб на колени встать. А Чарли молиться не мог. Ему было очень страшно.