— Коричневая чума! — заметила Патрикеевна вскользь.
Лапшин посмотрел на нее снизу вверх, встал и пошел в переднюю одеваться. Окошкин поплелся за ним. Ему хотелось еще почаевничать, полистать журнал, но возражать Ивану Михайловичу было бесполезно. Единственное, что посмел Вася, — это намекнуть насчет машины.
— Пешочком полезнее! — холодно ответил Лапшин.
— Но если положена машина и Кадников все равно ждет. Да и вообще, в вашем возрасте…
— Ты за своим возрастом следи, — посоветовал Иван Михайлович. — Тоже, «в вашем возрасте»…
— Если вы начальник и заслуженный товарищ…
— Оделся?
И они вышли на морозец, оба высокие, статные, Лапшин покряжистее, Вася еще юношески легкий, гибкий, невероятно болтливый, до того, что Иван Михайлович иногда даже морщился, словно от головной боли. До самых Пяти углов Окошкин говорил не останавливаясь, — выспавшийся, с блестящими глазами, переполненный энергией. На все ему нужно было отвечать, на все решительно.
— А? — спрашивал Вася. — Верно, как вы считаете? Психологически правильно? А?
Василий Никандрович Окошкин — он же Васька — возник в жизни Лапшина давно. Как-то ему доложили, что его желает видеть какой-то мальчик по неотложному делу. Лапшин оторвал взгляд от протокола допроса, подумал и переспросил:
— Какой такой мальчик?
— Ну, мальчик, товарищ начальник. Так вроде бы приличный…
Приличный мальчик сел в предложенное ему кресло и, страшно побагровев, сказал, что желает работать в органах уголовного розыска. Сейчас он заканчивает учебу в школе и параллельно изучает в тире стрельбу, а также с одним частным лицом (Васька тогда утаил, что частным лицом был его дружок, по кличке «Гаврош») изучает джиу-джитсу. Он недурной велосипедист, неплохо плавает, знаком с химией в пределах, необходимых для работы в розыске. Судебную медицину, правда, знает только теоретически…
Здесь, под взглядом Лапшина, мальчик вдруг словно бы скис.
— Пир… Пил… Пинкертона читал? — спросил Лапшин. Ему с трудом сразу давалось это слово.
— Читал! — кивнул Окошкин.
— И Шерлока читал?
— Читал. И читал про вас, товарищ Лапшин, в «Красной вечерней газете», как вы…
— Да, Пиркентон… — задумчиво произнес Лапшин. — И Шерлок… Играл на скрипке. Трубку курил. «Положите бумаги на солнечные часы». Его друг Ватсон…
— Доктор Ватсон, — поправил Окошкин почтительно. — Знаменитый, который в истории обряда дома Мейсгревов…
Лапшин серьезно, без усмешки, смотрел на мальчика. Тот напомнил ему пять зернышек апельсина, пляшущих человечков, собаку Баскервилей и высказал свое суждение о дедукции в сыскном деле.