– Пока не обнаружилась пушка.
– Да, это стало неожиданностью, – признала она.
– Почему вы не сказали нам о Гийоме Кутюре, когда увидели пушку? – спросил Бовуар. – Почему не сообщили о его роли в «Проекте „Вавилон“», о том, что он жил здесь и что у него есть племянница?
Она не ответила.
– Вы не хотели, чтобы мы знали, – сказал Бовуар. – Вы хотите…
Гамаш прикоснулся пальцами к руке Бовуара, и тот замолчал.
Пока говорил Бовуар, Мэри Фрейзер не сводила глаз с отставного старшего инспектора.
– Мудрый поступок, месье Гамаш.
Бовуар уставился на Гамаша, не понимая, почему тот остановил его.
– Мы здесь в официальной командировке, месье Гамаш. От КСРБ. Но есть один человек, о котором вы не можете не задавать себе вопросы. Майкл Розенблатт. Почему он до сих пор здесь?
Гамаш подумал, что с ее стороны это уход от ответа. Попытка перенаправить его внимание на что-нибудь другое. Но это был, несомненно, вопрос, который перемещался все ближе к первому месту в списке его приоритетных вопросов.
– А вы знаете, почему здесь находится профессор Розенблатт? – спросил Бовуар.
– Понятия не имею, – ответила Мэри Фрейзер. – Это ваша забота, не моя. У меня одна инструкция: сделать так, чтобы никто больше не смог создать пушку вроде той, которую мы нашли в лесу. Больше меня ничто не интересует.
– Ничто? – переспросил Бовуар. – А человеческие жизни?
Она посмотрела на Бовуара так, будто он сказал что-то восхитительное. Посмотрела как на ребенка, который учится произносить слова, не понимая их значения.
– Вы знаете, что я вижу, глядя на вас? – спросил Гамаш.
– Меня это абсолютно не интересует, – отрезала Мэри Фрейзер.
– Я вижу человека, который так долго пребывал в темноте, что ослеп.
– Так и думала, что вы скажете что-нибудь в этом роде, – улыбнулась она. – Но вы ошибаетесь. Я не слепа. Просто мои глаза привыкли к темноте. Я вижу вещи четче, чем большинство людей.
– И все же вы не видите того вреда, который наносите, – возразил он.
– Вы и представить себе не можете того, что я вижу, – произнесла она жестким отрывистым голосом. – И что видела. Вы не представляете, что я пытаюсь предотвратить.
– Так скажите мне, – сказал Гамаш.
И Бовуару на короткий миг показалось, что она так и сделает. Но миг быстро прошел.
– Вы обвинили меня в том, что я не понимаю вашего мира, – сказал Гамаш. – Возможно, вы правы. Но вы не понимаете моего мира. Мира, в котором можно заботиться о жизни девятилетнего ребенка, в котором смерть может вызывать ярость по отношению к убийце. Мира, в котором жизнь и смерть Антуанетты Леметр имеет значение.