— Лотар, иди лучше спать, — утомленно произнесла Марианна.
— Я тебя больше не узнаю, — откликнулся Лотар.
«Я тоже себя не узнаю», — подумала она.
— Но хотел бы понять, кто ты, — сказал он тихо. Умоляюще. Когда Марианна не ответила, он бережно погладил ее по щеке и ушел.
— Интересно, кто такой Виктор, — помолчав, промолвила Марианна.
Услышав это имя, Клодин испуганно привстала. Марианна различила в ее взгляде немую мольбу и замолчала.
Оказав Клодин помощь, врач подошел к Марианне и пожал ей руку:
— Bon travail, madame[157].
Потом он извлек лист бумаги и стал вносить в графы все данные: дату и место рождения, имена присутствующих. Отец?
— Неизвестен, — твердо сказала Марианна.
Врач обернулся к Клодин:
— Это правда?
Та кивнула с широко открытыми глазами.
— Вы уже выбрали имя, мадемуазель?
— Анна-Мари, — прошептала Клодин и улыбнулась Марианне.
Камешек Сидони покоился между тяжелых грудей Клодин, возле самого личика девочки. Этот камень был первым, что увидела Анна-Мари, когда распахнула глаза.
У каменного парапета в Розбра по-прежнему стояла молодая женщина.
Она ощущала свое одиночество остро, но без всякой грусти. Лорин осознала, что никогда не будет трагически одинокой, пока сможет сделать хотя бы шаг. Однако она оставила этот шаг про запас, еще не зная, к кому она его сделает. Пусть жизнь принимает решения за нее, она не отберет у нее способность ходить.
Когда Падриг подъехал к ней на «пежо», она все еще глядела в сторону Кердрюка. Падриг посадил ее в машину и отвез туда, где ее ожидали неподаренные цветы и непрочитанные письма.
Гроза родила сияюще-яркий день.
Проспав всего несколько часов, подойдя к окну и впустив в комнату лучи августовского солнца, Марианна увидела, как внизу, на молу, Женевьев, Ален, Жанреми и несколько монахинь устилают длинный стол белыми скатертями. Женевьев и Ален поддразнивали друг друга, как дети за игрой, и то и дело прикасались друг к другу, словно желая удостовериться, что это все не сон.
Из гостиницы вышли оставшиеся в ней на ночь участники вчерашнего праздника, чтобы сесть за огромный, накрытый к завтраку стол.
В пышных древесных кронах распевали птицы, легкий бриз приносил запах моря, на сверкающей глади Авена покачивались белые лодки. Отец Баллак вышел из кухни с целой охапкой багетов. На террасе под красной маркизой сидели, спасаясь от утреннего солнца, Эмиль и Паскаль Гуашон; они держались за руки, а у ног их устроились Мадам Помпадур и Мерлина. Рядом сидел Поль; он как раз обмакивал в красное вино круассан и подносил его к губам Розенн. На «Гвен II», подплывавшей к причалу со стороны моря, Марианна узнала Симона, а рядом с ним — женщину в кокетливо сдвинутой набок матросской шапочке и полосатой тельняшке: Грету. На сиденье «веспы» грелся Макс.