Даже теперь, когда я слышу себя, повторяющего эти слова, мне становится больно.
Жизнь в семнадцать лет казалась совершенно ясной.
Я в задумчивости стоял на шоссе перед забитой автостоянкой. Было ясно, что я не все продумал. Я не мог восстать против отца. Я знал, что он прав. Я также знал, что ненавижу его правоту. У меня было все, что нужно. Рядом со мной через бурную реку был перекинут мост. Я подошел к перилам и забросил этот «Фендер» так далеко, как только мог. Вокруг него забурлили пузырьки, и течение подхватило его, перевернуло и разбило о камень, оторвав гриф от деки. Вот так, подумал я. Потом я отвинтил колпачок фляжки, перевернул ее и вылил в реку остатки виски.
А потом я вернулся к своему отцу.
В ту ночь, когда мы расставили стулья рядами, подмели и выбросили мусор, я обнаружил, что сижу и смотрю на пианино. Сижу в темноте. Пальцы прикасались к клавишам, но не извлекали ни звука. Скамья перед пианино была единственным местом, где аргументы в моей голове умолкали. Где я знал, какой голос лжет, а какой говорит правду.
Отец нашел меня там. Мы оба молчали. Ему было больно, и мне было больно. Я знал, что предал его. Это была моя вина.
— Я когда-нибудь рассказывал тебе о том времени, когда твоя мама считала меня пьяницей? — начал он.
Это было совсем не такое начало разговора, на которое я рассчитывал.
— Что?
Он посмотрел на дальние горы.
— Мы жили в нашем домике, мы только что узнали, что у нас родишься ты, и по некоторым весьма туманным причинам я глубоко зарылся в стеклянную банку самогона. Еще были сигары, но я помню все это слишком смутно. С учетом того, что я почти не пил и не курил, тогда я был пьян в стельку. Мир вращался, как волчок. Твоя мама нашла меня на гребне хребта, разгуливающим в чем мать родила. Меня швыряло между деревьями и скалами.
— Значит, старые слухи были правдой?
— До последнего слова. — Он несколько раз кивнул. — Судя по рассказам твоей мамы, я выл на луну.
Мысль об огромном, голом и пьяном отце, воющем на луну, рассмешила меня.
— Если тебе когда-нибудь понадобятся доказательства, что твой отец однажды на самом деле дошел до ручки, это будет первоклассным свидетельством для жюри присяжных. — Он покачал головой. — Я проснулся на следующее утро от кузнечного молота, стучавшего мне по макушке. Мне понадобился целый час, чтобы перевернуться на спину. Твоя мама наконец приоткрыла один глаз и спросила: «Ты жив?» Кажется, я что-то крякнул, встал, упал, снова встал и доплелся до ручья, где бухнулся в воду. Когда ледяная вода немного привела меня в чувство, я осознал тот факт, что через несколько часов мне нужно прочитать проповедь. Твоя мама обтерла меня полотенцем, влила в меня кофе и велела почистить зубы. — Он рассмеялся. — Потом она поцеловала меня в лоб и сказала: «Сигары тебе не друзья».