.
Не люблю рассказывать о том, что случилось потом.
Дело было в среду. Мы находились в Нью-Мексико. Отец ехал всю ночь, чтобы доставить меня домой для четырехчасового урока с мисс Хэгл. Я разучивал композицию Баха, и для него было важно, чтобы я не пропустил этот урок. Днем мисс Хэгл работала, поэтому мои занятия проходили с шести до десяти часов вечера, а потом я гулял с приятелями. Я возвращался домой между полуночью и часом ночи, и отец обычно уже спал. Я рассчитывал, что встречусь с ним на следующий день.
Я ошибался.
Я подъехал к светофору на перекрестке Мейн-стрит и шоссе 24. Дом мисс Хэгл находился в нескольких кварталах к востоку от центра города. Но когда зажегся зеленый свет, я повернул направо и помчался в Салиду, как летучая мышь из ада, потому что там готовилась к представлению моя музыкальная группа. Я не был у мисс Хэгл уже три месяца, и хотя я изучил эту композицию Баха вдоль и поперек, у меня не было желания когда-либо исполнять ее.
Я остановился у мексиканского бара-ресторана Педро, вошел через заднюю дверь, взял свой «Фендер», купленный в ломбарде на деньги, выделенные отцом для платы мисс Хэгл, добавив еще тысячу, которую я умыкнул из денежной коробки, — выбежал на сцену и отыграл два с половиной часа действительно хорошего рок-н-ролла.
Примерно год назад несколько ребят из средней школы сколотили группу, игравшую рок-н-ролл и музыку кантри, и предложили мне стать ведущим гитаристом. Мы играли у Педро уже почти полгода, и аудитория постоянно росла. Сегодня вечером зал был набит так, что остались только стоячие места, а у дверей выстроилась очередь на вход, так что Педро улыбался, как Чеширский Кот.
Три месяца назад какой-то музыкальный критик проводил здесь отпуск и вместе с семьей пришел в мексиканский ресторан. Как выяснилось, он писал колонки для нескольких популярных музыкальных журналов. Когда вышла статья, то я прочитал, что он сравнивал скорость моих пальцев на грифе гитары с порханием крылышек колибри. Мое лицо украшало обложку, а заголовок гласил: «Пег — следующий Великий». Хорошую новость можно было расценить двояко: мое имя засветилось в прессе, но журнал был таким, что отец мог узнать о нем лишь по нелепой случайности. По крайней мере, не до тех пор, когда я вернусь в блеске славы и докажу, что он ошибался, показав кучу наград и хвалебных отзывов. Такой сценарий представлялся мне наилучшим.
Мы играли около трех часов. Педро пребывал в экстазе. В зале было гораздо больше народу, чем позволяли правила пожарной безопасности, и нас трижды вызывали на бис. Когда представление наконец закончилось, я нервно посмотрел на часы и прикинул, сколько времени мне понадобится, чтобы вернуться домой, предварительно искупавшись, чтобы избавиться от запаха дыма. Я отдал гитару на хранение нашему барабанщику, сказал ребятам, что встречусь с ними на следующей неделе, и с визгом покрышек стартовал с автостоянки. Выехав из Салиды, я притормозил у обочины и при свете луны искупался в мелком пруду. Я запихнул прокуренную одежду в пакет для мусора, надел заранее припасенные штаны и рубашку, снова поддал газу и прибыл домой около половины третьего ночи. Когда я поднимался на крыльцо, в доме было темно. Единственной необычной вещью был запах, но я не мог определить, откуда он исходит.