Эта неделя у нас проходит на вахте «Огород», которая, как ни странно, доставляет мне удовольствие. Наш огород здесь такой красивый. Одно поколение учеников назад кто-то из матерей-эстеток решил, что у нас должен быть огород, как у Санди Рид[22] в Хейде. Благодаря куче денег, самому модному на то время ландшафтному дизайнеру и профессиональному садовнику, работающему на полную ставку, у нас есть возможность поиграть в серьезных людей на обильно сдобренных компостом грядках, прикрыв головы шляпами от солнца и вооружившись секаторами в тени хорошо укоренившихся плодовых деревьев.
Огород обнесен забором, его заслоняет от ветра живая изгородь из высоких бугенвиллей. Ветер здесь дует через горы в основном с юга; без защиты деревья согнутся в том же направлении.
Разбитые грядки – двенадцать симметричных прямоугольников, между ними проходит центральная дорожка, а в самом центре сада располагается большой пруд продолговатой формы, с водяными лилиями. Грядки усыпаны легкой и летучей соломой от горошка, которую курравонги таскают в гнезда. Мы уже закончили подрезать живую изгородь, собирать свежую зелень для Присциллы, обрывать стручки фасоли с живописных плетеных подпорок в рустикальном стиле и объедать сахарный горошек. Солнце припекает, попытка продегустировать слегка порозовевшую клубнику была признана неудачной – это все Энни виновата, – и мы стараемся не смотреть на сливы и нектарины, которые уже лиловые и красные, соответственно, но еще твердые как камень.
У нас в запасе еще двадцать минут, возвращаться пока слишком рано, иначе нас обвинят в том, что мы работали недостаточно старательно, и мы укладываемся у живой изгороди под полуденным солнцем, на траве, слегка затененной раскидистыми ветками шелковицы. Мы срываем белые у корня стебельки травы, жуем их, находим калужницы, выкусываем пунктирные дорожки на их лимонно-кисленьких стеблях, ищем «пудинг с изюмом» – мелкие семенные коробочки одной из горных трав, похожие на миниатюрные и сладковатые зеленые орешки. Плетем венки из похожих на ромашки цветов с желтыми лепестками и черными серединками, пачкаемся их пыльцой и липким соком стеблей.
Пиппа доплетает венок и надевает его мне на голову.
– Сиб, красотка Сибби, единственная из нас, удостоенная чести попасть на рекламный щит за свою красоту, королева фан-клуба Бена, ум-нейшая!
Глаза Холли прикрыты, лицо кажется невозмутимым; может, она уже переросла эту глупую ревность. В последнее время она выглядит почти счастливой. Наверное, у нее с Винсентом что-то было.
Жужжат пчелы, вьются вокруг ромашек; я закрываю глаза, и их жужжание убаюкивает меня, погружает в мечтательный полусон.