— Значит верни мне моё.
— Твоё. У меня ничего… — растерялся разбойник.
— Верни пачку.
— Пачку? — дрожащим голосом произнёс бродяга, оглядываясь на лес явно планируя прыгнуть в чащу и затеряться там с украденным барышом.
Здал положил мачете заострённым ребром на плечо бродяге, — Верни.
— Парни… — простонал оборванец.
— Они сбежали. Теперь ты точно, как я одинокий. — Здал скорчил усмешку на лице.
— Мне не везёт. Я умираю с голода. Ребята… — громко простонал неудачливый грабитель, — меня кинули. Теперь меня загрызут дикие звери. — заплакал бродяга, упав на колени, — Мне нечего есть. Мне даже нечего одеть на ноги. Мне нечего есть. Я умру.
Здал убрал свой длинный нож с плеча босого неудачника.
— Ты что ревёшь? Ты же меня ограбить хотел.
— Я умру с голода. Простите я больше не буду. Я лучше умру с голода, но больше не буду. — навзрыд произнёс босой.
— Ну всё, перестань. Пачкой папирос ты всё равно не наешься. Отдавай.
— Я их продам. Я куплю еды.
— Ну… — Здал замешкался, — Ну, убегай.
— Правда?
— Нет! отдавай пачку. Сам найди себе что-нибудь, вон, весь лес твой. Давай!
Бродяга закричал как будто его режут, Здал смутился и отступил.
— Ты что?
Бродяга взглянул на Здала и нырнул в кусты.
— Вот гад.
Здал остановился на развилке, Голотея мотнула головой.
— Очередная засада. — громко рассмеялся Здал.
— Эх, Голик. Зря, всё зря. Столько времени эту пачку собирал. — Голотея фыркнула, толкнув Здала мордой. — Что не зря? Дурь — это всё. Да, может это и так. Но что мы сами будем есть. Ладно главное не отчаиваться, тем более мне это ничего не стоило. Папирос я ещё накручу, дело не хитрое, правда бумаги больше нет.
Здал погладил Голотею по вытянутой морде.
— Я совсем перестал тебя понимать.
Сон
— Мне как-то приснился сон, — искоса поглядывая в лошадиный глаз сказал Здал. — Ну так-то давно приснился, ещё в «Заповедном», перед тем как я собрался, куда мы там идём — в Москву.
Сон: «Беспроглядный, жидкий туман окутывал столбообразные ноги огромного мраморно-серого слона. На его спине, возвышаясь среди белых облаков, плавно качался помпезный трон — нет — скорей гнездо, украшенное драгоценными камнями и огненными перьями невиданных птиц. Женщина в одеянии из нитей солнца, словно богиня нежной, но страстной похоти восседала там.
В ладонях небожительницы лежали две горошины. Горошины эти были наделены смыслом и разумом. Одна горошинка чувствовала страсть, принимала на себя боль и тревогу. Вторая горошина заливалась плачем и страданием. Богиня держала в ладонях своих горошины, как держат в руках воду.
Облачная дымка рассеялась и обнажилась скала. Слон плавно причалил, к каменному выступу. Богиня грациозно сошла на плато. Над обрывом сквозь мглу небес был виден мир. Небожительница разомкнула ладони и дыханием ветра горошины разлетелись в разные стороны. И я чувствовал, что одна из этих горошин я. И я падал.»