Жажда власти. История заговоров от Рюриковичей до Романовых (Разумовская) - страница 84

События 1801 г. готовились историей долго и исподволь. Сперва действия Павла вызывали в обществе лишь насмешку — карикатуры, язвительные стишки, злобные анекдоты множились день ото дня. Ползли слухи, граничащие с преступлением против отечества и императорского величия: говорили, что Павел отравил мать свою Екатерину II и что будет он наказан за это. В декабре 1797 г. был раскрыт заговор офицеров из полков, квартировавших в Смоленске и около него, во главе которого стояли полковник А. М. Каховский и подполковник А. П. Ермолов. Очевидно, что за двумя-тремя десятками смоленских офицеров, выступавших против Павла-тирана, стояли весьма влиятельные особы, до которых следствию так и не удалось докопаться. Косвенно же это подтверждается мягким наказанием, которое получили заговорщики: все были сосланы на поселение, под надзор полиции, лишь А. Каховский посажен в крепость Динамюнде; и надо ли говорить, что с восшествием на престол Александра Павловича были тотчас же полностью очищены от всякой вины. Пик заговорщицкой активности приходился на лето 1797 г.

Тем же летом, когда императорская семья жила в Павловске, внезапно случились несколько тревожных происшествий, одно за другим. В нескольких полках была объявлена тревога, и дворец, по воспоминаниям императрицы Марии Федоровны, словно превратился в «место сбора войск»: «Офицеров отталкивали, сбивали с ног, два офицера и несколько солдат были ранены <…> Император вел себя прекрасно, похвалив войска, их усердие, их привязанность, очень тонко избежал вопроса о причине тревоги…»[100]. В декабре того же года непонятное происшествие повторилось уже в Петербурге: офицеры и солдаты сломя голову бежали во дворец, крича, что там беда. Причиной переполоха послужил звук охотничьего рожка. Атмосфера всеобщей кутерьмы и ожидание переворота усиливались и без того не слишком добрыми отношениями в императорском семействе: «Великий князь Александр ненавидит отца, великий князь Константин его боится; дочери, воспитанные матерью, смотрят на него с отвращением, и все это улыбается, и желало бы видеть его обращенным в прах»[101]. Супруга же Александра Павловича Елизавета Алексеевна, не смущаясь, пишет в письме к своей матери, маркграфине Баденской: «Я, как и многие, ручаюсь головой, что часть войск имеет что-то на уме… О! Если бы кто-нибудь стоял во главе их!»[102] Однако заговор конца 90-х гг. не имел успеха, как мы знаем из истории: круг Александра постепенно распадается (Адам Чарторыйский «сослан» послом на Сардинию, под страхом ареста ему запрещено появляться в Петербурге; наставник Александра Лагарп, глава правительства Швейцарии, преследуется русскими войсками), против малого двора начинается едва ли не полицейское преследование (по приказу императора переписку великой княгини Елизаветы перлюстрируют, сама она подвергается допросам). По воспоминаниям А. Чарторыйского, «именно с этой поры Павла стали преследовать тысячи подозрений: ему казалось, что его сыновья недостаточно ему преданы, что его жена желает царствовать вместо него <…> С этого времени началась для всех, кто был близок ко двору, жизнь, полная страха, вечной неуверенности»