Это была самая удобная позиция для того, чтобы дать нападающему отпор.
— Правильно думаешь, — спокойно сказал Князь. — Просили меня тебя кончить. Знаешь, почему ты до сих пор живой?
— Нет, — ответил Туманов.
— Тот человечек, которому ты мешаешь, отменил заказ, пока ты в общей хате сидел. Покумекал и решил: сперва суда дождаться надо.
— Зачем?
Князь поднял взгляд:
— Не просекаешь? Все просто. Приговор вынесен, ты не отпирался.
— Я так просто не сдамся, — заявил Туманов, покрепче упираясь ступнями в пол.
— Если сдохнешь, то апелляции не будет, а приговор останется. Дело закрыто, ни висяков, ни косяков. Врубился?
— Все равно не сдамся, — повторил Туманов упрямо. — Давай, попробуй.
Князь беззлобно рассмеялся и сплюнул:
— Опять геройствуешь? Да успокойся ты. Стал бы я сам руки марать. Зачем мне «мокруху» на себя вешать? Вот, гляди.
Он выпрямился во весь рост, вывернул карманы, расстегнул мастерку. Оружия при нем действительно вроде как не было. Зато за резинкой трусов притаилась плоская бутылка водки.
— Я с тобой мировую пришел выпить, — признался Князь, свинчивая крышку. — Через час меня уведут, а ты жди другого. Вот он-то тебя и порешит, если я расклад правильно понимаю.
Исколотая синим рука протянула бутылку Туманову. Он взял, но к горлу подносить не спешил.
— Кто я для тебя такой, чтобы ханку со мной распивать?
Князь засмеялся, кивая круглой плешивой головой.
— Вопрос сформулирован правильно, поэтому отвечу. Ты мне никто, фраерок. Но есть в тебе что-то такое… — Он пошевелил пальцами. — Шамана укоротил, на цырлы не встал. Мужик. А с мужиком не западло выпить. Давай. Я к тебе со всей уважухой.
Туманов поднес бутылочное горлышко к носу. Пахло, вне всякого сомнения, водкой. Был Туманов уверен и в том, что колпачок, снятый вором, был целым, до того как его скрутили.
Пока он решал, принимать угощение, или нет, Князь достал две конфеты, одну протянул сокамернику.
— Не менжуйся, профессор. Чистая водяра. И даже не паленая.
Туманов запрокинул стеклянную фляжку и пил до тех пор, пока хватило дыхания. Потом отдал водку, уставился слезящимися глазами на конфету и стал сдирать с нее обертку. Пока он закусывал, Князь легко, не напрягаясь, опустошил бутылку и сунул ее на прежнее место. Карамельку разворачивать не стал, тоже спрятал. Весело посмотрел на Туманова:
— Что, захорошело тебе, сучок?
Во взгляде его читалось превосходство. Он сделал лоха.
Туманов посмотрел на конфетную обертку. Пальцы, которыми он ее сжимал, ничего не чувствовали. И ног у Туманова как будто не осталось. И туловища. Только голова: непомерно большая, горячая, гудящая.