— С этой минуты никакой самодеятельности, мой мальчик. Я сам обо всем позабочусь. Сейчас же затребую дело, но не напрямую, а в обход, чтобы Перепелицын ничего не заподозрил раньше времени. — Продолжая держать Андрея за плечо, он, подталкивая, направил его в сторону двери. — Ко мне на работу лучше не наведывайся, я сам тебе позвоню.
— У стен имеются уши?
Соболев хохотнул:
— Уши в прокуратуре особо не высунешь, а вот глаза… — Он нахмурился. — Не следует, чтобы нас видели вместе. Пойдут ненужные разговоры. Оно нам надо? Не надо. Короче, связь будем держать по телефону.
— Запишите мой номер, — предложил Андрей.
— Не смеши! Мне не составляет труда получить данные на любого человека. В общем, жди звонка. И сиди смирно, Андрюшка! — Соболев погрозил толстым пальцем. — Ты с детства непоседой был. Поехали однажды мы с батей твоим на рыбалку, сели, забросили, увлеклись. А ты тем временем купаться полез. Чуть не утонул, сорванец. Еле откачали.
— Да, помню что-то такое…
На душе Андрея потеплело. Он вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком, о котором обязательно позаботятся взрослые, ответственные, опытные мужчины.
Словно читая его мысли, Соболев сказал на прощание:
— Ни о чем не беспокойся. Все уладим.
И, усилив нажим большой сильной ладони, прокурор выставил Андрея за дверь. А минуту спустя выглянул, окинул взглядом пустую приемную и велел секретарше:
— Соедини с Перепелицыным, Надежда.
И втянулся обратно, как рак в нору.
Соседи по нарам уже второй час подряд обсуждали достоинства женщин, которых имели в жизни. Впрочем, женщинами их здесь не называли. «Мочалками», «бабами», «телками», «сосками» — в лучшем случае. И не имели их зэки, а «драли». Просто безбожно, если верить их россказням. Туманов не верил. Эти сладострастные разговоры заменяли в камере онанизм или же предшествовали ему. Господи, как же обрыдло все это!
Туманов машинально повернулся на правый бок, но тут же спохватился и ограничился тем, что остался лежать на спине. Нужно было наблюдать за ворами, чтобы не подкрались неожиданно. Для обороны у Туманова имелся носок, набитый цементом. Этим оружием он обзавелся, когда выводили на прогулку через коридор, где сняли половицы, чтобы заменить их плиткой.
Отбой уже объявили, но в камере мало кто спал. Горела настольная лампа, приглушенно бормотал телевизор, заключенные расслабленно отдыхали после благополучно прошедшего дня. Казалось бы, тут и уставать не от чего, но на самом деле в тюрьме ты находишься в состоянии постоянного напряжения, которое выматывает похлеще физической работы.