Одд и ледяные великаны (Гейман) - страница 26

– Спасибо! – Одд взял посох. Он был очень удобным. Казалось, можно прошагать долго, очень долго, если на него опираться.

Один опустил руку в кувшин и вынул, держа в ладони маленький шарик воды, не больше человеческого глаза. Поместил его перед пламенем свечи.

– Погляди в него, – сказал он.

Одд посмотрел в шарик, и его поглотила радуга, потом вокруг потемнело.

Когда он открыл глаза, перед ним был его привычный мир.

Глава восьмая

Послесловие

«Это он. В смысле, я. Я – это он. Я Ода».


Одд оперся о посох и посмотрел вниз, на деревню. Потом пошел по тропе, ведущей к дому. Он немного прихрамывал Его правая нога была слабее левой. Но болеть не болела, и за это он был очень благодарен Фрейе.

Вокруг все струилось и журчало. Так звучала новая вода, пытаясь сквозь мокрый, тающий снег пробиться вниз, к почве, к подземным ручьям. Иногда раздавался хлопок – это снежная шапка падала с дерева, иногда – звук «грумп-грумп-грумп», доносящийся из глубины, а после громкий треск – это лед, сковавший залив за время бесконечной зимы, давал трещины и ломался.

«Через несколько дней, – подумал Одд, – здесь будет сплошная грязь. А несколько недель спустя – буйная зелень».

Одд подошел к деревне. На какое-то мгновение он решил, что не туда попал: за несколько дней все стало другим. Он вспомнил, как выросли звери, когда попали в Асгард, и потом опять как будто уменьшились.

Может, это он вырос благодаря воздуху Асгарда, а может, воде, которую пил из источника.

Он подошел к дому Толстого Альфреда и постучал наконечником посоха.

– Кто там? – раздался голос.

– Это я. Одд.

В хижине послышался шум, торопливое перешептывание. Самый громкий из голосов ворчал о никчемном бездельнике, укравшем копченого лосося, мол, самое время преподать ему урок на всю жизнь. Потом послышался звук отпираемых засовов.

Из двери выглянул Толстый Альфред. Взгляд его стал сконфуженным.

– Виноват, – сказал он самым невиноватым тоном, какой можно извлечь из голосовых связок. – Я думал, это мой сбежавший приемыш.

Одд посмотрел на человечка сверху вниз. Потом улыбнулся и произнес:

– Это он. В смысле, я. Я – это он. Я Одд.

Толстый Альфред будто язык проглотил. Из щелей повысовывались головы его бесчисленных сыновей и дочек.

– Моя мама здесь? – спросил Одд.

Толстый Альфред откашлялся.

– Ты вырос. Если это ты, конечно.

Одд только улыбался – улыбкой столь знакомо раздражающей, что не оставалось сомнения – это он.

Младший из детей Толстого Альфреда сказал:

– Они ругались, когда ты удрал. Она сказала, что надо идти тебя искать и что это папаня виноват, что ты убежал, а папаня говорил: ничего он не виноват, и никуда он не пойдет, и скатертью дорога, а она тогда сказала, что возвращается в дом твоего бати на другом конце села.