В конце ноября Ришелье удается с большим трудом убедить короля в необходимости отправки армии в Италию. Он провел последние месяцы 1629 г. в Париже, где приобрел землю (на которой впоследствии будет построен Пале-Кардиналь), устроил показное Рождественское празднество для двора, а 29 декабря, вынужденный распрощаться с королем и двумя королевами — Марией Медичи и Анной Австрийской, — отправился в Италию с кардиналом Ла Валеттом, Монморанси, Шомбером и Бассомпьером.
18 января он достиг Лиона, а 1 февраля — Гренобля. Он с головой погрузился в формирование войск, организацию поставок и разработку стратегий. По Турину, где ожидаемого сопротивления не последовало, Ришелье проехал верхом, в шитой золотом сутане, кирасе, шляпе с плюмажем, со шпагой на поясе и пистолетами в седельной сумке, прежде чем снова пересесть в свою карету. Король должен был взять на себя командование, как только уладит дела с братом в Париже. Это продолжалось до 18 апреля. Людовик выехал 23 апреля и прибыл в Лион 2 мая, оставив двух королев и свой совет в Дижоне.
Карл Эммануил, герцог Савойский, только делавший вид, что выполняет свои обязательства по отношению к Франции, предпринимал все от него зависящее, чтобы остановить продвижение французов. Ришелье, по-прежнему остававшийся сторонником минимального насилия, но отнюдь не «позорного» мира, отобрал у герцога Савойского город Пиньероль, находившийся к юго-западу от Турина. Считалось, что это был решающий шаг, который сделал войну с Испанией неизбежной.[160] Папа послал своего представителя, чтобы тот потребовал возвращения Пиньероля Савойе. Его звали Джулио Мазарини, и он был секретарем Панчироли — папского нунция в Турине, на которого была возложена обязанность восстановления мира между католическими князьями.
И король, и Ришелье сочли условия папы совершенно неприемлемыми. Давление на Францию в связи с этой военной экспедицией тем не менее возрастало, а памфлетная война усиливалась. Хотя Людовик XIII по совету Ришелье и всех своих генералов вторгся теперь в Савойю, чтобы захватить Аннеси и Шамбери, он чувствовал себя обязанным послать Ришелье в Лион для объяснения сложившейся ситуации Мишелю Марийаку и Марии Медичи, которые по-прежнему относились к операции весьма скептически. Марийак перенес центр тяжести своих возражений с необходимости защищать и распространять католицизм на насущную потребность внутренних реформ во Франции, где нищета, страдания, бедствия и настоящий голод были истинными причинами периодически вспыхивавших восстаний.