Иринчеев Б.: Александр Васильевич, в штрафбат попадали за какие-то проступки, то есть за совершённые преступления, самые разные, какие могут быть. Обсуждали ли штрафники между собой, кто за что попал, было ли какое-то презрительное отношение, например, к интенданту какому-нибудь, который проворовался? Потому что одно дело, когда, действительно, боевой офицер выпил, подрался с кем-то, застрелил кого-то случайно — можно понять. А было ли какое-то пренебрежительное отношение к тыловикам? Смотришь, много интендантов там побывало.
Пыльцын А.В.: Такого противостояния не было. Были, может быть, такие попытки, но попали в одно «горячее» место, тут уже не до того, что два лагеря — одни сильно виноваты, другие мало виноваты. Раз попал, значит, в чём-то погряз… Понимаете, в мирное время за какой-то проступок могли выговор объявить, на гауптвахту посадить, а в военное время — это преступление, за которое можно получить длительный срок, а то и расстрел. Поэтому обсуждение приговоров не было широким. Вообще-то возьмите сейчас, в мирное время, любого заключённого, которого посадили — любой, даже получивший серьёзное многолетнее наказание, будет утверждать: «да не так уж я и виноват». Обязательно у него есть оправдание, что он не так виноват, что его засудили слишком. И такие суждения были нередки. Особенно, когда были наступательные бои, и в батальон стало много поступать бывших пленных, бежавших из плена, освобождённых из плена или оказавшихся в тылу у немцев, на оккупированной территории, да ещё и не ушедших в партизанский отряд, а где-то приспособившихся тихонечко. Но штрафбат — это место, где есть повод задуматься над тем, что он офицер и каким-то образом нарушил присягу.
Иринчеев Б.: Просто отсиделся, да?
Пыльцын А.В.: Отсиделся? Виноват!
Иринчеев Б.: То есть это была проверка, получается?
Пыльцын А.В.: Да, и получается так, что можно его послать, конечно, в обычную стрелковую часть, но почему — он же виноват? Направляют его в такую часть, где он проявит себя: или он побежит к немцам, или он будет воевать. И как только бой начинается, сразу видно, кто есть кто. Так что проверка боем в штрафных частях была, пожалуй, самым верным способом узнать, кто он — не устроен ли ему побег из плена под прикрытием немецких спецслужб, не состоит ли он в какой-нибудь диверсионной группе. А ведь таких групп очень много засылалось из числа пленных, из власовцев или из таких, которые пошли к власовцам. Их много было, если мне память не изменяет, где-то сотни таких групп, которые забрасывались и в глубокий тыл, и в тыл войсковой с задачами либо шпионить, либо вредить. А как узнать? Вот он пришёл, говорит — бежал из плена. А может, его заслали? Может, ему задание дали? Не позвонишь же какому-нибудь Кальтенбруннеру или Мюллеру, не спросишь: как он там — имеет задание, не имеет задания? А как проверить? В бой не просто где-то, а в штрафной, потому что там сильнее бой, там опаснее и там он, скорее всего, проявит себя. Поэтому я считаю, что штрафные батальоны были необходимы и оправданны. Эти всякие володарские и прочие, которые говорят другое, не только не правы, это злостные клеветники.