Шамрай подчинился и, когда его подняли снова, выпрямился. Босые ступни пронизал холод мокрой земли. Он машинально переступил с ноги на ногу.
— Все понял? — спросил брюнет.
Мешок, который натянули на голову Виктору, оказался довольно плотным, хоть и из светлой ткани. Сквозь нее он видел только мужской силуэт. Голова болела по-прежнему, ныло избитое тело, холод и страх наполняли его тело от пяток до макушки.
— Что я должен был понять? — выдавил из себя Шамрай.
— Чего стоит твоя жизнь на этом свете. Понял?
— Н-ну да…
— Мы тебя почти неделю пасли, Шамрай. И знаем про тебя даже такое, что ты сам хотел бы забыть. Когда-то тебя уже слегка поучили уму-разуму, было такое?
Лай, хриплое рычание, лязг цепи, влажность и замкнутое пространство…
— Было.
— Значит, ты ничему не научился. Или все-таки научился?
— Чего вы хотите от меня?
— Научился, сука, или нет?
Сейчас последует удар. Но удара не было — те, что стояли по обе стороны, просто встряхнули его.
— Научился.
— Не похоже. Лезешь, куда не просят. Что она тебе сказала?
— Кто?
— Выключи придурка, мудак! ЧТО ОНА ТЕБЕ СКАЗАЛА?
— Кто, о ком вы…
— ЧТО ОНА ТЕБЕ СКАЗАЛА? ГДЕ ОНА БЫЛА? ЧТО ОНА ТАМ ВИДЕЛА?
В других обстоятельствах Виктор, возможно, еще долго гадал бы, о ком речь. Но сейчас вдруг все ясно и четко понял.
— Вы о Тамаре? — Он выдержал короткую паузу. — О Томилиной?
— Молодец, — похвалил его брюнет, которого Виктор по-прежнему не видел, но его внешность, пусть и лишенную особых примет, запомнил навсегда. Этот утренний гость до конца дней будет стоять у него перед глазами, он сможет узнать его среди сотни тысяч других людей. — Продолжай в том же духе. Ты давно с ней знаком?
— Вообще не знаком. Несколько недель назад она сама пришла ко мне в редакцию…
— Знаю, знаю. Наплела тебе сорок бочек арестантов про какую-то гребаную хрень, где будто бы люди исчезают, а потом возвращаются без мозгов.
— Без памяти… Частичная амнезия…
— Один хрен — мозги, память! Больше ничего она тебе не говорила?
— А что она должна была сказать?!
— Где была, например. Кого видела. Что видела. Что-нибудь особенное, специальное, секретное. Ты же у нее в больнице был, расспрашивал. Там же и менты крутятся. О чем они с ней болтают? О чем ты с ней говорил? Давай, вспоминай, вспоминай, лошара, а то мы тебя прямо тут и прикопаем!
Это неправда. Такого просто не бывает. Все это происходит с ним в каком-то непонятном параллельном мире, в котором он, Виктор Шамрай, никогда еще не бывал, хотя все эти четыре года, работая в газете, только и делал, что писал о нем, чтобы удрать, спрятаться от той реальности, в которую однажды довелось ткнуться мордой. И никогда, ни при каких обстоятельствах не хотел бы туда вернуться.