— Он пойдет на все наши условия…
— Он?! — совершенно неожиданно для полковника, с яростью закричала я, используя те немногочисленные возможности, которые у меня еще остались. Не предотвратить — этим занимались другие, закончить начатое. — Я просила не считать меня дурой, но вы предпочли не услышать предупреждения, — продолжила я, не снижая экспрессии. — Кому нужна его жизнь?! Тому, кто придет к власти после Ильдара?!
— Незаметно, чтобы она была нужна вам, — поднимаясь, произнес вдруг Даудадзе. В голосе звучало сожаление…
— Мне?! — мне вполне хватило сил, чтобы удержать полковника, перехватив его за руку. — А вам нужна жизнь того жреца, который сделал с вами вот это…?! — сжимая его запястье, кричала я. — Вы не мечтали увидеть, как его труп будет лежать у ваших ног?! — Тяжесть в груди пробивалась болью, но для меня она была где-то там… вне меня. — Вы разве не хотите почувствовать себя живым?!
Он продолжал молча смотреть на меня… Все такой же отстраненный, все такой же собранный…
Я же, обессилев, отпустила его руку, откинулась на высоко поднятую подушку и прошептала… не обреченно, не сдавшись на волю обстоятельств:
— Они просто отдали меня ему… Потому и тянули со Скорповски…
Минута тишины и… Даудадзе прищурился, глядя на меня с сомнением:
— Кто?
— Орлов, — вымотано прошептала я.
— Что? — склонил он голову, разглядывая меня, словно лишь теперь увидел.
— Это была сделка, — презрительно выдавила я из себя. — Догадалась поздно. — Вздохнула… так же медленно выдохнула. Усмехнулась… Получилось без горечи, просто… принимая ситуацию. — Помогите мне сесть… пожалуйста…
Он поднялся… посмотрел на меня сверху вниз… наклонился…
Обхватив его за шею руками, прижалась, насколько это было возможно, прошептала в самое ухо… жестко, упрямо:
— Я лучше сдохну!
— Останешься с нами… — не предложением — фактом, произнес он.
— Нет! — твердо отрезала я. И повторила, чтобы уже совсем безоговорочно: — Нет!
Отдирать меня Даудадзе не пришлось — силы не равны, он просто отстранил, удерживая за плечи.
Такого ответа полковник не ожидал.
Нет, не так. До этого мгновения он допускал, что все мои выходки были лишь игрой, теперь…
— Почему? — в его голосе слышался искренний интерес.
— Почему? — переспросила я, заставляя себя держать спину ровно. — Потому что я больше никогда и никому не подчинюсь. Лучше — смерть!
Высказаться на эту тему Даудадзе не успел. Дверь приоткрылась, в комнату заглянул Кокорин. Окинул нас насмешливым взглядом:
— Пикантно… — хохотнул он, но внутрь не вошел. — Не любишь ты, полковник, простых решений… — добавил с издевкой. — Лучше держись от нее подальше…