Доехал до Каланчевки, так ему сподручней было.
Виктор как два года был в разводе. Шикарную кооперативную квартиру в Гагаринском переулке, ныне имени Рылеева улица, мирно разменяли. Ему досталась однокомнатная квартира в облезло-белом двенадцатиэтажном бараке на улице Васнецова.
Вроде рядом, а неудобно. На трамвае доехал до олимпийского комплекса, а от него по Мещанской потопал пешочком.
Не любил он возвращаться в холостяцкий свой дом после долгого отсутствия.
Стул из-за письменного стола выдвинут, на стуле отвратительные домашние портки, шлепанец почему-то посреди комнаты. Быстренько включил нижний свет — настольную лампу, торшер, бра — и выключил верхний. Желтее стало, уютней.
Зато на кухне — шик и блеск — за этим он следил параноически. Самой страшной поговоркой для него была «Где жрут, там и срут». Только открыл холодильник, чтобы посмотреть, есть ли чего пожрать, как зазвонил телефон. Звонил худрук студии, где снималась картина, приятель:
— Как это все произошло, Витя?
— Можешь ты понять, что я только вошел в дом? — заорал Виктор.
— Ну ладно, завтра поговорим, — смирился худрук и повесил трубку.
Поев, Виктор разобрал тахту, разделся, лег и стал думать над тем, о чем спросил худрук. Как это все произошло.
Ветер покачивал верхушки столетних деревьев, и от этого солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь двигающуюся листву, падали на землю, как струи дождя, то спокойно, то порывами, аритмично, непредсказуемо, весело.
По ухоженной аллее в обе стороны вышагивали, блестя вычищенными боками, сытые лошадки, неся на себе всадников в цилиндрах, в камзолах, в бриджах, в хорошо надраенных сапогах для верховой езды. В основном дамы.
— Булонский лес, мать их за ногу! — негромко, но с чувством выразился Виктор, наблюдая сию картинку.
И правда, будто не в Москве. Щеголеватый павильон для отдыха клиентов, симпатичный домик администрации, не по-русски аккуратно содержащаяся конюшня, огражденная ярким забором площадка для выводки, на автомобильной стоянке — исключительно иномарки.
Вот только дамочки, хотя и старались, но все же подводили: переговаривались плебейски громко, изредка по-рязански повизгивали от страха. Совсем по-парижски у них не получалось.
На стоянку мощно вырулил безукоризненный «ауди» цвета мокрого асфальта, остановился, и из него выбрался могучий мэн северокавказской наружности. Мэн хлопнул дверцей, и, не обращая внимания на окружавший его прекрасный мир, прошел в административный домик.
— Он! — крикнул Виктору убиравший за загородкой конское дерьмо служитель.
— Спасибо. — Виктор поднялся с субтильной, ажурно-белой скамейки и направился вслед за владельцем «ауди».