Место секретарши у двери с солидной вывеской «Председатель правления», слава Богу, пустовало, и Виктор без спроса вошел в кабинет.
Мэн, сложив руки на животе и бездумно глядя прямо перед собой, сидел в подвижном кресле за причудливым иностранным столом.
— Здравствуйте, — сказал Виктор и сразу взял быка за рога. — Меня зовут Кузьминский Виктор Ильич. — Я бы хотел поговорить с вами в связи с обстоятельствами гибели Сергея Воропаева, работавшего у вас.
— Здравствуйте, Виктор Ильич! — радостно поздоровался мэн и тоже представился: — А я — Эдвард Гурамович Удоев. — Подумал и добавил: — Председатель правления кооператива «Аллюр». А вы кто такой?
— Я же сказал — Кузьминский Виктор Ильич, — раздражаясь, повторил Виктор.
— Дело какое делаете, Виктор Ильич?
— Я — литератор, Эдвард Гурамович. Сценарии для кино пишу, книжки там всякие…
— Хорошее дело, — одобрил Викторовы занятия Эдвард Гурамович. — Но, наверное, обстоятельствами гибели нашего Сергея милиция занимается?
— Милиции уже все ясно — несчастный случай. Но мне бы хотелось разобраться, отчего это все произошло, как это с ним произошло.
— Чтобы в книжку вставить? — догадался Удоев и заулыбался от своей догадки.
— Да нет. Уж больно грустная книжка получится, а я веселые пишу.
— Лихой был джигит, — соответствуя сентенции Виктора, погрустнел Эдвард, — и работал хорошо. Пил, правда, неумеренно.
— И долго он у вас работал? — спросил Виктор. Он по-прежнему стоял перед заграничным столом. Председатель наконец-то соизволил заметить это:
— Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, — понаблюдал, как садился Виктор, и, удовлетворясь наблюдением, сам встал, прошел к солидному шкафу, раскрыл его, недолго поискал на полках, извлек новенькую тонкую папочку, на которой блестящими черными буквами значилось: «Личное дело», вернулся к столу, на ходу полистав папочку, и, сев на свое место, ответил на вопрос: — Почти полгода. Со второго февраля.
Из низкого мягкого кресла, в которое погрузился Виктор, председатель Удоев виделся как бюст героя на постаменте.
— В папочке не написано, есть ли у него какие-нибудь родственники?
Бюст с готовностью полистал папочку еще раз. На листочке автобиографии задержался.
— Нету у него никого. Сирота. Детдом, спорт, ПТУ. Потом армия, ВДВ, снова спорт, мастер по стрельбе, первый разряд по конному спорту. Да, судьба…
— И горевать некому, — сказал Виктор.
— Мы должны горевать. — Удоев назидательно поднял большущий указательный палец. — Человек погиб, человек!
— А мы ничего не знаем об этом человеке. Ничегошеньки. Скажите, а я могу повидать этого вашего отставного полковника и конюха? Они вроде вчера вернулись?