Грустный гном, весёлый гном (Турханов) - страница 26

А потом они совсем перестали приходить под окна домика.

Вечером, когда Антошка уже засыпал, к нему в комнату, как обычно, заглянул папа. Они ещё раз поговорили о собаке. А потом Антошка решился сказать папе то, о чём подумал, когда они стояли за углом дома и ждали, выйдет из подъезда собака или нет.

— Пап, помнишь, я пьесу про утро сочинил? — спросил Антошка.

— Помню, — улыбнулся папа.

— В моей пьесе дяденька шёл. А потом я придумал, что ему навстречу собака бежала.

— Хорошая пьеса была! Жаль, что ты её повторить не можешь… — вздохнул папа.

— Это та самая собака нас домой не пускала! — доверительно сказал Антошка.

Папа с улыбкой посмотрел на сына:

— Собака, которую ты придумал?

— Да.

Уже начался декабрь, а зима всё не наступала — почти каждый день шёл дождь. Но не такой, как летом, — радостный, светлый, с радугой над городом, а нудный, скучный дождь. Антошка сочинил уже много пьес про дождь и серый город. И все они ему не нравились.

Когда мама сказала, вернувшись с работы и стряхивая в коридоре капли дождя с зонта, что «осень в этом году затянулась», а папа возразил: «Не затянулась, а заблудилась», — Антошка сразу увидел картинку, которую искал и не находил в своих пьесах про дождь и осень.

Он представил, как осень бродит уставшая, сердитая, как она смотрит на дома, на дороги, заглядывает в подворотни, а потом бредёт по тротуарам прямо по лужам, волоча за собой тяжёлый, набухший от дождя плащ, и плачет, плачет от того, что у неё нет сил улететь из этого серого города.

Антошка услышал её шаги. И сочинил музыку про заблудившуюся осень.

Но хоть он и остался доволен, всё же мелодия звучала не совсем так, как ему бы хотелось. Антошка ещё и ещё раз её переделывал, но музыка не становилась лучше. Отчаявшись, он сыграл её маме. Ему больше нравилось первому играть папе. Но папа в тот вечер долго не возвращался с работы, а мама пришла пораньше.

— Мне нравится, — сказала мама. — Красиво. И грустно. Только ты разве забыл, о чём тебя просила Манана Арчиловна?

Антошка не забыл.

Два урока назад, когда Антошка стал играть гаммы, Манана Арчиловна его остановила. Она долго ходила по классу, заваривала себе чай, поливала цветы — и молчала. И чем дольше молчала, тем Антошка больше боялся той минуты, когда она заговорит.

— Вот что я хочу тебе сказать, Антон, — наконец начала учительница. — Ты талантливый мальчик. У тебя прекрасные музыкальные данные. Но ты совершенно не делаешь то, что я от тебя требую. На каждом уроке я тебя прошу: не опускай кисть, держи локоть. А ты?! Шлёпаешь по клавишам, как… Ну, не знаю, как кто… Пальцы растопыриваешь, кисть опускаешь… На каждом уроке одно и то же — начинаем с того, что исправляем тебе руки… потому что такими руками играть нельзя, пойми! Ты опять приходишь, и опять у тебя не руки, а крюки… Вот на прошлом уроке мы всё с тобой исправили. И руки ты стал прилично держать, и звук появился. А сегодня? Что произошло? Признайся честно: вместо того чтобы играть упражнения, опять сочинял что-то?