Между Средиземноморьем и варварским пограничьем (Старостин) - страница 74

Первое судебное решение по этому процессу, написанное от имени короля Хлотаря III, показывает, что королевское окружение четко разделяло прерогативы государя как верховного арбитра и право выносить юридически обоснованное решение, которое, как видно из документов, принадлежало графу дворца. Последнему было дано поручение проверить решение суда по передаче земли монастырю Сен-Дени. В частности, ему полагалось удостовериться в соблюдении юридических формальностей и установить подлинность документов[47]. Подобные прерогативы значили очень много, т.к. именно проверка подлинности грамот часто приводила к полному изменению хода процесса. Об этом, например, свидетельствует Григорий Турский, когда он пишет об изгнании Эгидия, епископа Реймса, произошедшем в 590 г. В частности, в критический момент заседания суда епископов были отложены на три дня, чтобы дать обвиняемому иерарху возможность подготовить опровержения представленных документов и оправдание своих действий>{306}. Поэтому несмотря на то, что король вынес решение в пользу Сен-Дени в деле о собственности Эрмелена, он и его двор фактически переложили решение на графа королевского дворца, т.к. они дали ему право либо одобрить решение, либо признать — процесс провели с нарушением формальностей[48]. Это разделение судебных полномочий напоминает практику поздней Римской империи, в соответствии с которой верховную судебную власть представлял префект претория, а император имел право быть верховным арбитром>{307}.

Тяжба между Сен-Дени и епископом Ле Мана Берхарием, который стал покровителем вдовы Эрмелена, потребовала присутствия большого количества королевских чиновников. Грамота упоминала сенешаля (имя которого не читается), референдариев Видрахада и Ансеберта, и графа дворца Халдолоальда. Но в этом случае графа дворца не попросили проверить юридические формальности, хотя к нему обратились, когда понадобилось подтверждение того, что один из держателей спорной земли пользовался ей не менее десяти лет. Таким образом, во втором разбирательстве роли отдельных королевских чиновников распределились по-другому, чем в первом случае, и граф дворца, как оказывается, тоже был ограничен в своих прерогативах. Видимо, присутствие высших государственных чиновников при разбирательстве удовлетворяло представлениям королевского окружения о том, что высшая юрисдикция принадлежала главе страны лишь отчасти.

Несмотря на постепенное усиление майордома Эброина в 670-е гг. и связанной с этим борьбой за власть, разбирательства в королевском суде по-прежнему ограничивались частными исками по поводу условного держания, и никто из враждовавших с майордомом исторических личностей в них не появлялся.