Белтрейн, словно угадав мои мысли, подхватил:
– Когда я сказал о воскрешении Манон ее матери, она приняла странное решение. Не объявлять об этом. Может быть, она боялась убийцы. Или шумихи в прессе, не знаю. Во всяком случае, мы договорились с судебным следователем, прокуратурой, отделом расследований, чтобы они не распространялись о произошедшем.
– Я проводил расследование в Сартуи и не нашел ни малейшего следа ее тайного существования.
– И не случайно. Манон осталась здесь, в Швейцарии. Ее бабушка и дедушка обосновались в Лозанне.
– Вы имеете в виду родителей Фредерика, отца Манон?
– Да. По-моему, Сильви, ее мать, была сиротой.
Банковские переводы в Швейцарию. Дед с бабкой, богатые промышленники, не нуждались в этих деньгах, но Сильви хотела сама содержать дочь. Клубок тайн начал потихоньку разматываться.
– Вы продолжали наблюдать Манон?
– Я никогда не терял ее из виду.
– Что она делает? Я хочу сказать: какая у нее была жизнь?
– Нормальная. Радостная, как у всей швейцарской молодежи. Манон – девушка веселая.
– Она где-нибудь училась?
– Она изучала биологию. В Лозанне. Теперь учится в аспирантуре.
Я почувствовал укол в груди. Белтрейн говорил о Манон Симонис в настоящем времени. Девушка где-то жила, дышала, смеялась. Но у меня появилось какое-то непонятное дурное предчувствие.
– А где она теперь?
Врач молча поднялся и встал у окна. Я повторил прерывающимся голосом:
– Где она? Я могу с ней встретиться?
– В этом-то и проблема. Манон исчезла.
Я вскочил на ноги:
– Когда?
– После смерти своей матери. В июне прошлого года. Манон допрашивали французские жандармы, а потом она испарилась.
Не успев появиться, призрак улетучился. Я в отчаянии плюхнулся в кресло:
– Вы что-нибудь знаете о ней?
– Нет. Убийство ее матери пробудило в ней страхи детства, и она убежала.
– Мне надо ее найти. Обязательно. Есть ли у вас какие-нибудь соображения на этот счет? Может, какой-нибудь след?
– Ничего. Все, что я могу сделать, – это назвать вам ее фамилию, под которой она живет в Швейцарии, и адрес в Лозанне.
– Она сменила фамилию?
– Конечно. После своего воскрешения. Ее мать пожелала, чтобы она все начала с нуля. – Он чиркнул пером по рецептурному бланку. – Уже четырнадцать лет Манон Симонис зовется Манон Виатт. Но эти сведения вам ничем не помогут. Я это хорошо знаю. Она достаточно умна, чтобы не дать застигнуть себя врасплох.
Я положил в карман ее координаты. Образ Манон не сочетался с портретами других «лишенных света».
– У вас есть ее фото? Более или менее новое?
– Нет. И никогда не было. Я вам сказал, что Манон вела нормальную жизнь. Это не совсем верно. В ней жил страх перед убийцей ее детства. Здесь, в Лозанне, ей пришлось пройти несколько курсов психотерапии. Она ранима, очень ранима. Мать и бабушка с дедушкой ее опекали. Даже повзрослев, Манон продолжала от них зависеть. При малейшем передвижении она принимала преувеличенные меры предосторожности. Ее квартира была настоящим сейфом. А от фотоаппаратов она бежала как от чумы. Она не хотела, чтобы ее фотография была где-то напечатана, не хотела оставлять никаких следов. А жаль! – Он сделал паузу. – Мне ее сейчас ужасно не хватает.