— Пять баронств под пятой Малена сейчас выглядят так же, как и Седые Мхи, — понизив голос, чтобы не тревожить остальной народ, обвел я глазами разрушенные дома. — Единственный выход — дорога на север, через барьер.
Мужик закатил глаза и тяжело вздохнул. Плечи поникли, но он тут же развернулся к своим и, приложив ладонь ко рту, объявил:
— Не расслабляемся! Небольшой привал, чтобы кони отдохнули, и в путь.
— Но куда, Эван? — подал голос пацан, любовно поглаживая рукоять. — Если на севере все теперь захвачено мертвяками.
— Не все, — встрял я. — Да, на севере сейчас тяжело. Но рабочие руки нужны, как никогда. Вам осталось всего-то дойти до ближайшего форпоста. Там вас встретят и помогут.
Эван обернулся ко мне и запустил мозолистую пятерню в бороду.
— Это недалеко, говоришь?
Я кивнул.
— По дороге как раз захватим одну повозку, буквально пара часов отсюда.
— Бросили? — тут же уточнил Эван. — Кто же в такую годину бросает добро?
Я постучал кулаком по ножнам. Здоровяк понятливо кивнул. Не знаю, о чем он думал, но раз согласен идти дальше — это хорошо. На телегах успеем вернуться вовремя. Да и не думаю, что слуги барона скоро сунутся в Седые Мхи. А местных мертвяков, надеюсь, в округе не осталось. Иначе мне снова придется возвращаться сюда. А вид разрушенного дома — никому не поднимет настроения.
* * *
— Сын мой, ты вернулся, — отец Генрих просиял лицом, разглядывая въезжающую в ворота форта процессию. — И спас этих людей.
Я пожал плечами.
— Они появились уже после, когда стало безопасно. Не знаю, что ждет нас ночью, но…
— Если бы не ты, они бы встали лагерем в Седых Мхах, а там нежить взяла бы свою кровавую жатву, — покачал головой священник. — Тебе есть, чем гордиться, сын мой, но помни — гордыня смертный грех, — тут же заметил, поднимая палец, старик. — Итак, ты выполнил мое поручение, пойдем в молельню, поговорим там.
Пока беженцы обустраивались в лагере, с удовольствием и облегчением рассматривая крепкие стены, я направился за отцом Генрихом. Бревенчатая часовенка явно разрослась, пока я ходил в свой крестовый поход — теперь у дальней стены появился небольшой алтарь. Поверх него лежала раскрытая Библия.
Отец Генрих встал к ней, я же опустился на лавку.
— Рассказывай, я вижу, тебя что-то смущает, сын мой, — тихо проговорил священник.
Я пожевал губами, потер подбородок, в очередной раз вспоминая об отросшей щетине. Но он смотрел требовательно, ожидая, когда соберусь с мыслями.
— По дороге в деревню мне попалась еще одна группа беженцев, поменьше этой, — начал я сложный разговор.
— Но сюда они не дошли, — с печальным вздохом договорил он. — Ты упокоил их, сын мой?