Марница вздрогнула, обнаружив, что рука Кима лежит на плече. И карие его глаза смотрят настороженно, задумчиво. Тревогу её собирают, приметы беды опознают.
– Отдохнуть пора, – тихо сказал Ким.
– Место нехорошее, нитка трещит, – уперлась Тингали.
– Да пусть хоть лопнет, – поморщился Ким. – На то она и нитка, время ей. Просто идти будем дольше и погоду такую увидим, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни…
– Почему отдыхать? – возмутилась Тингали.
– Потому что заболела наша Маря, – вздохнул Ким, скинул куртку и отдал Марнице, обнял за плечи крепче. – Прости уж, всё – моя вина. Я горазд сказки плести. Поторопился. Сон вчера нарисовал не самый верный. И сегодня за ним вдогон мысли пригнало – тучи грозовые. А тут еще ты, Тинка, с нитками да штопкой. Думаешь, просто ей идти с нами? В наши нелепицы верить и за каждым поворотом подвоха ждать, перелома всему прежнему своему знанию. Она еще молодец, держится. Другая бы метнула тебе, вышивальщице, в спину ножик. Не со зла, просто от недоумения.
– Как это – ножик? – распахнула глаза Тингали, споткнулась, и замерла на месте. – За что?
– А так, – грустно улыбнулся Ким. – Новое, Тинка, никому не нравится. Потому что люди – они в жизнь корнями врастают, как старые деревья. Любое движение им – боль. Обрыв связей, излом привычек. Ты нитку режешь, миру пользы хочешь. А шаару та польза поперек горла: он тропой неторной для своей выгоды, полагаю, рабов гонял. Ты дожди унимаешь и урожай спасаешь, а выры в бешенство впадают. Сырость им – главное счастье. Повезло нам встретить Марю. У неё душа широка, ей не страшно прежние корни рвать, новое принимать. Хотя мы с тобой негодники. Ничего не объясняем и темним, меж собой толкуем, словно не трое нас, а двое.
Тингали всплеснула руками и охнула, да так комично-детски, так беспомощно, что Марница расхохоталась. Сразу стало легче: словно нитка и правда лопнула. Злая нитка, стянутая обидой. Дышать сделалось удобнее, в теплой куртке Кима сполна ощутился уют. Запах земляники снова нашелся. Только озноб не отпустил. Будто и правда она собиралась кидать нож, да на замахе и остановилась, истратив силу в пустое движение.
Ким уже рвал лапник – тот будто сам прыгал ему в руки. Тингали собирала сушняк, закусив губу от усердия и шмыгая носом. А Марница сидела на плаще и ничего не делала. Словно это правильно и можно. Сунули в руку пирог – стала жевать пирог. Страфа без неё расседлали, повод снимали вдвоем и в спор, а она и не мешала, и не помогала. Воду вскипятили, травяной взвар процедили. Полную кружку налили и в руку вложили. Тепло, хорошо, спокойно.