…Тарелки протёрты. Можно отправляться на пост. Славка прошёлся мимо окна Ивана Васильевича, оглядел двор. После обеда здесь никого не было. Малыши, наверно, спали, старшие ребята куда-то разбрелись. Только у калитки всё ещё стояли две тётеньки — одна из первого подъезда, вторая из третьего. Спрятавшись от них за ящиком, Славка приподнял крышку и сполз вниз. Тётеньки у калитки не обратили на него никакого внимания: наверное, они говорили о чём-то очень-очень важном.
В ящике Славка уселся в углу на расстеленные Лушей газеты и добросовестно принялся наблюдать за подозрительным окном. Сначала он смотрел правым глазом, пока тот не устал, потом прижал к дырке левый. Когда утомился и левый глаз, в ящик вдруг ворвался свет. Славка обернулся и увидел занесённое над ящиком ведро. Это мать Игоря принесла мусор. Женщина она была энергичная и так опрокинула ведро, что картофельные очистки забарабанили наблюдателю по спине. «Хорошо хоть шкурками осыпала, — поёжился Славка, — а могла помоями окатить. И чего это она надумала в новый ящик сыпать?»
Крышка захлопнулась, Славка отряхнулся и снова прижался к отверстию, но тут услышал неприятный разговор.
— Всё моете? — спрашивала мать Игоря у кого-то.
— Да ученица моя настояла. «Завтра, — говорит, — праздник, первое сентября. Давай, мама, приберёмся».
— А что же вы воду во двор несёте? Ведь тяжело. Можно и в раковину вылить.
— Испортилась раковина, — пожаловался голос Лушиной мамы. — Вот и приходится носить с четвёртого-то этажа.
«Окатит сейчас помоями!» — подумал Славка и стремглав вылетел наружу, прямо под ноги женщинам.
— Батюшки! Это кто же? Какой ужас! — ахнула одна.
— Слава, ты чего там делал? — опомнившись, воскликнула вторая.
Но Славка, не отвечая, припустился в переулок, мимо двух тётенек, всё ещё беседовавших у калитки.
— Одичает мальчишка без матери, — пожалела Славку мать Игоря. — А вы слышали, говорят, отец-то его… — И она, пригнувшись к собеседнице, что-то торопливо зашептала.
Вчера вечером разгладили Славкину школьную форму и аккуратно повесили её на стул; уложили в новенький коричневый, словно загорелый, портфель новенькие учебники и совершенно чистые тетради.
— А ну-ка, сверчок-первачок, — сказал отец, — иди сорви листок, пусть у нас на календаре будет первое сентября!
Младший мужчина забрался на стул и осторожно, двумя пальцами, отделил от остальных листков один. Ещё не отрывая, он заглянул под этот листок, чтобы убедиться — не захватил ли он вместе с прожитым днём и долгожданное первое сентября.
С календарями шутить нельзя.