Он налил так же и Братухину, но поменьше, офицер его остановил.
— Вам не предлагаю, — сказал он, глядя на машинистов.
Для рабочих ему было жалко, тем более в бутылке значительно убыло.
— А нам ваше и не надо, у нас своё имеется, — так же грубо, как и говорил казак, ответил ему Тихон, глядя в диковатые чёрные очи.
Он достал из-за пазухи фляжку.
— Ну что ж, тогда за ваше здоровье, — диковато поглядывая глазами, сказал казак и поднял кружку, чтобы чокнуться с фляжкой Тихона. Тот молча, но глядя прямо в глаза, ответил ему тем же, и, ударив, они выпили. Тихон допил остатки со дна своей фляжки.
Ели быстро, да, собственно, и есть-то было нечего. Лук тут же расхватали и, хрустя, смяли, картошку съели с кожурой. Только Нелюбин пытался её почистить, но его толстые пальцы никак не могли подцепить тонкой шкуры и содрать её с горячей картофелины. Заметив, что остальные едят её нечищеной, он разломал картофелину вилкой и тоже принялся запихивать себе в рот прямо с кожурой. Он, Егор Гай да старуха ели медленнее остальных, пытаясь принимать пищу не спеша, культурно. Батюшка умял всё быстро, энергично, даже не заметив, как и казак, да и остальные культурой и манерами за столом не отличались. Казак с Тихоном ели, облокотившись обеими руками на стол, Коля чавкал и цыкал зубами, но у Братухина получалось отвратительнее всех. Он жевал с открытым ртом, так что можно было видеть перемолотую кашицу пищи и то, как он её ворочает языком с одной стороны на другую.
Нелюбин не выдержал этого зрелища и молчаливо отвёл взгляд. Тихон же наоборот следил за этой молотильней с каким-то интересом.
— Что это за мясо? — удивился Егор
— Да, вкус какой-то странный, незнакомый, — уточнил Нелюбин.
— Это волк, — сказал станционный смотритель.
— Волк? — удивился Братухин и гордо добавил: — Доводилось мне его уже пробовать.
— Хм, никогда не пробовал, — почти не жуя, сказал казак.
— А где вы его берёте? — поинтересовался Егор.
— Выменял у охотников. С войной волков много расплодилось. Вот охотники, какие есть, их и постреливают.
Казак доел всё, что было в тарелке и, осведомившись у своего офицера, не будет ли он ещё, долил оставшийся коньяк себе в кружку, после чего залпом выпил и принялся довольно поглядывать на стол и собравшихся.
— А вы знаете, — признался Егор Гай Степану Тимофеевичу, — глядя на вас, мне почему-то вспоминается пушкинский рассказ «Станционный смотритель».
Станционный смотритель не нашёл, что ответить.
— А вы что заканчивали? — вдруг поинтересовался машинист Нелюбин.
— Историко-филологический факультет Императорского Казанского университета, — на одном духу выговорил Гай.