Братухин вернулся в зал, затаскивая обмякшее тело красноармейца.
— Один сбежал, сучий сын, — выругался он.
Казак связывал за спиной руки комбата Шихова.
— Нехай бежит, — выговорил Фёдор Нестеров, — на таком морозе быстро околеет.
Казак довольно улыбнулся жёлтыми зубами и принялся собирать разбросанное повсюду оружие.
— Что с ним? — спросил Гай, глядя на красноармейца.
— Башкой долбанулся, — равнодушно ответил Братухин.
— У него может быть серьёзная травма, — тревожно проговорил Гай. — Помогите мне!
Станционный смотритель и отец Михаил бросились ему на выручку, Братухин остался стоять, как и прежде, равнодушно глядя на побледневшего парня, из виска которого текла кровь.
— Держите его голову, — Гай аккуратно передал её отцу Михаилу, — нужно что-то мягкое, нужен бинт. У него может быть повреждение мозга!
— Есть, — отозвался станционный смотритель, — на кухне в ящике.
Они оба бросились в покои смотрителя. Хозяин, устремившись к шкафу, сказал, что достанет подушку, Гай побежал на кухню, но где искать бинт, он не знал. От разнообразия кухонных приборов, банок и коробок разбегались глаза. Гай выдвинул один из ящиков и, обнаружив там железную коробку из-под карамели, решил, что бинт может лежать в ней. Но открыв крышку, он нашёл там что-то совершенно странное. Небольшие жёлтые мятые кусочки покоились на дне. Среди них было одно обручальное кольцо, и по совпадению оттенков Гай как-то интуитивно понял, что кусочки эти тоже золотые. Он уже закрыл ящик и положил коробку на место, когда сознание его окончательно сообразило, что эти кусочки некогда были зубами, но, не придав этому никакого значения, он спешно продолжил поиски и, наконец, нашёл пожелтевший измятый старый кусок бинта.
Радуясь своей находке и заливаясь улыбкой, он вбежал в зал, но его старания были тщетны. Все молчаливо столпились над раненым парнем, а казак, обхватив шею красноармейца внутренней стороной локтя, сжал её. Раненый несколько раз дёрнулся, тело билось в агонии, но потом быстро обмяк, и всё было кончено.
Глядя на испачканный кровью рукав сермяги, казак выругался.
— Что вы с ним сделали? — испуганно спросил Гай.
— Ему всё равно было не жить, — холодно ответил казак, — нечего с ним возиться.
— Мы могли спасти его. Он же никому не причинил зла, — слабовольно, говоря как будто сам себе, произнёс Гай.
— Не расстраивайтесь, — беря за плечо Гая, попытался утешить его отец Михаил, — мученик отмаялся. Теперь его душа отправится к богу.
— Да шли бы вы… — встрепенулся Гай и, дёрнув плечами, рванул с места, но идти было некуда. Он отошёл к окну, но поняв, что за ним и тут наблюдают, вышел в оранжерею. В оранжерее было холоднее, чем в зале, но всё же тепло, однако совсем не было освещения. А находиться в тёмном, нетёплом помещении было неприятно, к тому же в оранжерее стоял какой-то неприятный, как будто протухший, запах, и Гай почти сразу из неё вышел.