Смотритель как-то неуверенно качнул головой.
— Но зачем… — начал было Гай, но тут же осёкся. Он вдруг бросился в покои станционного смотрителя и скрылся за поворотом коридора.
Через пару секунд он вернулся, неся в руках железную коробку из под карамели, за ним бежала жена станционного смотрителя.
— Стёпа, он взял коробку… — вбежав в зал, она запнулась и уставилась на хмурые лица гостей.
— Присядьте, — скомандовал Братухин, глядя прямо в глаза женщине.
Она подчинилась.
Гай открыл коробку и показал всем содержимое.
— Что это? — спросил отец Михаил.
— Откройте ваш рот, — несвойственно для себя скомандовал Гай.
Священник неуверенно приоткрыл рот.
— Шире, — скомандовал Гай, показывая своими губами, как нужно обнажить зубы.
Священник растянул губы, и золотые зубы заблестели под электрическим светом. Гай взял из коробки несколько кусочков и высыпал их на стол. Упавшие зубы засверкали золотом.
Переведя хмурый взгляд с зубов священника на зубы, высыпанные на стол, Братухин выхватил свой «Браунинг» и, прижав глазами смотрителя к стенке, объявил: «Сейчас вы нам всё расскажете!»
Глава 6. Один есть грешен, другой свят, но равный путь до Бога им отмерен
Вокзал тонул в северной густой тьме, она, как трясина, всё сильнее и сильнее затягивала в себя. Куда бы ни устремился взгляд, он везде встречал лишь тьму: чёрный, и ни какого другого оттенка. Из-за этой тьмы всё кругом казалось бескрайней бездной. Куда ни глянь — всюду пропасть. Вверху — пропасть; внизу — пропасть; спереди — пропасть; сзади — пропасть. Свинцовые облака толстой пеленой заволокли всё небо, и звёзд с луной уже не существовало. И в этой тёмной глухой пещере лишь одни окна вокзала пропускали источник света. Через замёрзшие окна свет, искажённый рефракцией, отбрасывал свои лучи на раскинутый у подножия постройки белый саван снега да ещё совсем чуть-чуть вырисовывал во мраке фигуру огромной паровой машины, без топлива бесполезным грузом застывшей возле перрона.
Мороз — союзник тьмы, не меньше упивался своей властью. Из всего, что мог, он выкачивал тепло. Зверьё, и без того замученное дневной вьюгой, спало по своим гнёздам и норам, не зная, до конца переживёт ли оно эту ночь. Кто бы мог пообещать им, что свирепствующий безжалостный холод не усилится, и их скудное жилище выдержит крепчающую стужу. Только своим телом они обогревали жилище, не было у них как у человека под рукой ни топлива, ни спичек. Одна у них была надежда — на себя да на милость холода, который даст им ещё прожить один день, если тот вообще наступит. Кто сказал, что солнце всегда восходит на горизонте? Что смогут ответить все эти мудрецы, если механизм, работавший миллиарды лет, вдруг сломается, и мир уже никогда не пробудится от мрака? Чего будут стоить все их слова? Кто сказал, что законы мироздания нерушимы?