Сегодня было много сказано о том, что в этом зале собрались лишь тяжкие грешники. Может быть не мне об этом судить, и я не стремлюсь кого-то в чём-то уличить, но когда я говорил о грешниках, я имел в первую очередь себя. На моей душе лежит грех, который преследует меня уже много лет, и сегодня ночью я либо расстанусь с ним, искупив его, либо понесу его дальше, если Господь дарует мне жизнь!
Моё воспитание и моя жизнь были достаточно степенны, меня воспитывали богобоязненные, праведные родители, и я рос послушным сыном, но у меня был брат. Он был старше меня и почему-то был более любим родителями. Я уж и не помню, в чём это проявлялось, но я это как-то отчётливо ощущал. Всё лучшее доставалось ему, даже улыбки матери и отца сияли ему чаще, чем мне. Он был примером семьи, главным любимчиком всех родственников. И, естественно, это не могло не вызвать моей ревности, ведь разница у нас с ним была всего два года.
Из-за этого мы часто дрались, и я чаще, чем он, был инициатором драк, и если гнев родителей поворачивался даже против нас обоих, я уже был рад от того, что ему никто не улыбался, мирясь одинаковым с ним положением. Потому находиться в опале мне нравилось больше, чем ощущать те моменты, когда мой старший брат более любим, чем я, когда ему достаётся всё, а я — пустое место, придаток семьи.
И вот однажды, когда мне было девять лет, мы убежали с братом кататься на лодке на озеро. Оно было возле нашей дачи. Мы катались по озеру, ловили водомерок, и как-то у нас завязалась очередная ссора. В порыве гнева я стукнул его со всей силы веслом по виску, и мой брат упал с лодки в воду. Мне было наплевать на него, ведь я был обижен, но когда он не всплыл через минуту, потом две и более, я в ужасе понял, что натворил. Я стал братоубийцей в девять лет!
Я боялся сказать правду родителям, я боялся, что меня самого убьют. И этот грех стал моей тайной. Добравшись до берега, я сказал родителям, что мой брат выпал из лодки у меня на глазах, и когда выловили труп, все решили, что он ударился о какую-нибудь корягу. Тайну смерти брата я хранил всю свою жизнь, всегда ощущая за собой след этого греха. Я не хотел убивать брата, но я его ненавидел и как будто тем самым накликал на него смерть. Один порыв, миг ненависти — и тягчайший грех отметил всю мою жизнь. Я так и не обрёл беззаветной любви родителей. Конечно, после смерти брата они стали любить меня сильнее и уделять мне больше заботы, но уже я, преследуемый преступной тайной, не мог принимать их любовь. Мои родители до сих пор не знают настоящую причину смерти их старшего сына, а я не знаю, решусь ли когда-нибудь поведать им истину.