Как и с любовью. Поэзия – это болезнь мира, Саломон, горячка реальности. Подстерегает человека за углом. Идешь себе спокойненько прекрасным деньком – и вот, когда ты меньше всего ждешь этого, поэзия выскакивает и… сжирает тебя.
– Сесар…
– Их тринадцать. Как тринадцать строк сонета… В сонетах четырнадцать строк, но в их символике первый стих не имеет номера: это мы, люди-человеки, а последний не имеет имени – это номер тринадцать.
– Скажи мне, где дама номер тринадцать.
– В вакууме…
Теперь Сесар, казалось, задремал. Испустив вопль разочарования, Рульфо поднялся и вышел из комнаты, не озаботившись закрыть за собой дверь.
«CD. Может, он все еще существует».
Он обошел гостиную и заметил ноутбук Сесара на полу. Монитор был разбит, жесткий диск отсутствовал. Рульфо сдвинул носком ботинка стопки книг. В камине увидел гору черного бумажного пепла, сажа и пепел были вокруг и на ковре. Резко пахло гарью, ковер в некоторых местах был прожжен. Рульфо подумалось, но как-то смутно, что это очень опасно, но в тот момент озаботиться этой проблемой он не мог. Пошарил в куче пепла, но ничего не нашел. Отправился на кухню и напрасно заглянул в мусорное ведро. Удивительно, но оно было чистым и почти совсем пустым: несколько смятых бумажных салфеток, и все.
– А тебе известно, что мой дедушка был долбаным педиком? – Сесар продолжал говорить с ним из комнаты.
– Да, – сказал Рульфо, даже не слушая, и вышел из кухни.
«Спальня».
– Серьезно, Летиция Милано свела его в Париже с ума, поставляя ему мальчиков… Признаюсь тебе, что… Эй! Ты куда?.. Разбудишь Сусану!..
Рульфо поднимался по лестнице, направляясь к спальне, которая располагалась на чердаке.
Это было последнее помещение, которое он еще не обследовал. По дороге в нос шибануло жуткой вонью. Куда сильнее, чем этажом ниже.
– Не шуми… Если она проснется, то рассердится… Ты же ее знаешь…
Зажав нос пальцами, он толкнул дверь. То, что открылось его глазам, было похоже на комнату в квартире Бальестероса вчерашней ночью. Спальня напоминала бойню. Кровь уже давно высохла на стенах. Но на полу, возле кровати, посреди неподвижного и густого моря темно-красного цвета, было что-то еще. Сначала он не понял, чем это может быть. Мокрый шар, скорчившееся животное. Но потом он разглядел линию согнутого позвоночника, подогнутые и сгрызенные до колен ноги, обрубки рук, грязные светлые волосы, прилипшие к черепу, и (когда он обошел это вокруг)
Уроборос
открытый рот, разорванный, приникший к одной из ног,
Это Уроборос
наконец остановившийся.
Он хотел было перед уходом убить Сесара, но ему не хватило духу. Никакого стиха на животе у него он не нашел, но подозревал, что с его старым другом и учителем дамы блеснули изобретательностью. Они свели его с ума, просто