А Марыся?.. О ней-то совсем другой разговор. Тут нет места вопросу, заслуживает ли она этого. Потому как, спокойно рассуждая, с Марысей что-то не так. Решительно что-то неладно. Этот сын шорника, видимо, явно считал, что может позволить себе некую фамильярность по отношению к ней… Или она возбуждала в нем ревность. А еще этот почтарь, некий Собек… Почему он вступился за Марысю?.. Неужели совсем без всяких на то оснований?..
Глупо и наивно было бы так думать. Разумеется, девушку что-то с ним связывало.
Лешеком овладело крайнее раздражение. А подсунутое ему матерью предположение, что эти люди – его… соперники, само по себе казалось ему оскорблением, причем довольно тяжким оскорблением.
«Вот каковы последствия, – с горечью думал он, – близости с особами из такой среды».
Мать его, безусловно, женщина опытная. Она относится к жизни с присущей ей рассудительностью. Если ее подозрения хотя бы отчасти справедливы…
– Хорош же я тогда! Сам выставил себя на посмешище, как сопляк! Эта девица при мне притворяется полевой лилией, а кто знает, что она себе позволяет с таким, скажем, как Собек…
Честно говоря, подозрение было мерзким, но кто может поручиться, что сама жизнь и правда не столь же омерзительны?
И Лешеком овладело глубокое уныние. Он сел на каменную скамью, мокрую от росы, и задумался. Мир казался ему чем-то отвратительным, тоскливым, не достойным никаких усилий, борьбы, жертв…
…Ведь если бы Марыся была честной, искренней девушкой, она не стала бы скрывать от него этот скандал. Наоборот, рассказала бы обо всем, попросила бы защиты у него, а не у какого-то там Собека…
Из-за деревьев поднялась круглая луна. Лешек вообще не любил ее. Но на сей раз на ее неприятном лике он разглядел явно насмешливую улыбку.
«Я еще слишком глуп, – подумал он, – просто невероятно глуп».
И стал размышлять над тем, что скажут родители обо всей этой истории и о его поведении.
Если б он слышал их разговор, то убедился бы, что не очень отличается от них в оценке своего ума.
После его ухода супруги Чинские довольно долго молчали. Наконец госпожа Элеонора вздохнула:
– Меня так беспокоит глупость Лешека.
– Да и меня она не радует, – добавил господин Станислав, поднимаясь. – Поздно уже. Пора спать.
Как всегда, он поцеловал жене руку, коснулся губами ее лба и удалился к себе. Через четверть часа он уже был в постели и как раз собирался почитать «Потоп»[15], чтение которого перед сном служило ему самым надежным успокоительным средством, ибо помогало отвлечься от мыслей о будничных дневных заботах, а кроме того, блаженно нежить воображение. И тут в дверь постучали.