Знахарь пришел, несмотря на профессиональную ревность к конкуренту. Он увидел в этом приглашении свою великую победу. Посмотрел на умирающую, коснулся ее руки, потом приподнял одно веко, второе, оттянул нижнюю губу, внимательно разглядывая ее внутреннюю сторону, чуть улыбнулся и начал что-то бормотать себе под нос, одновременно держа руки над головой больной.
Его корявые старческие пальцы постепенно скрючивались, точно собирали что-то, потом двигались до самых стоп и там снова раскрывались, как будто стряхивая что-то невидимое. Он повторил это семь раз, неустанно бормоча свои заклятия, в которых только последние слова проговаривал чуть громче:
– На широкую реку, на чужую сторону, под жаркое солнце, под темную тьму, под лунный свет на триста лет вон за оконце!
На последних словах он вдруг подскочил к окну, распахнул его и выставил руки наружу, приказав:
– Быстро полейте мне на руки водой из деревянного ведра.
Кто-то из присутствующих выполнил его указание. Тогда знахарь сгреб на крышку немного горячих углей из печи, посыпал их горстью трав, которые достал из холщового мешка, висевшего у него через плечо, и начал медленно обходить все углы в помещении. В каждом останавливался, дул на угли до тех пор, пока от трав не поднимался клуб дыма, читал «Отче наш» и возвращался к изголовью умирающей, чтобы снова идти в следующий угол.
Вся эта церемония длилась около часа. Наконец знахарь подошел к Марысе, снова приподнял ей веки и кивнул.
– Жить будет, – уверенно сказал он. – Я заговорил смерть. Но смерть сильна. Она и самого сильного заговора не послушается. Если уж уперлась где, то без добычи, с пустыми руками не уйдет. Поэтому возьмите куру и в самую полночь тут, под окном, зарежьте. Она девушка или замужняя?
– Девушка, – ответил Косиба.
– Тогда надо белую. Есть у вас белая курица?
– Есть, – кивнула Ольга, всерьез озабоченная происходящим.
– Вот ее и зарежьте. А потом сварите и четыре дня давайте больной ее есть. И упаси вас бог дать что-то еще. Только эту куру и суп, который из нее сварите. А сейчас не благодарите. Потому что это может помешать, а я уж пойду. Господи, Иисусе Христе, спаси и помилуй.
– Отныне и во веки веков. Аминь, – отозвались все присутствовавшие.
Вслед за старым знахарем-овчаром из пристройки вышли и домочадцы. Осталась только Зоня. Она легонько толкнула в бок задумавшегося Косибу и спросила:
– Ну что, Антоний, поможет это или нет?
– Не знаю, – пожал плечами знахарь.
– Потому как, понимаешь, я думаю, что такие вещи – это только чтобы голову заморочить. Неужели от такого курения да бормотания больной может поправиться?.. Вот мой муж-покойник и по миру поездил, и на войне был, так он над всем этим смеялся. Причитания да курения – это ведь не лекарства. Ты вот по-другому лечишь, так зачем тебе понадобилось этого знахаря-овчара вызывать! Он теперь каждому встречному будет говорить, что сумел помочь там, где у тебя не вышло. А если Марысе суждено выздороветь, то и так бы выздоровела. А для тебя лучше, чтоб она умерла, потому как…