Антоний улыбнулся.
– Видишь!.. Тут надо взрезать кожу и мышцы. А потом молоточком… или пилочкой. И снова правильно все сложить.
Обычно спокойный и даже скорее флегматичный, Антоний теперь изменился до неузнаваемости. Он оживленно объяснял Василю, что нельзя тратить время, что надо сделать все как можно скорее.
– Доктор Павловский не согласится, – покачал головой Василь. – Он как один раз что скажет, так потом и слушать ничего не хочет. Разве что в Вильно поехать?
Он весь дрожал от волнения и надежды, которую пробудил в нем Антоний, и с тревогой вглядывался в него.
– Не надо ехать в Вильно! – сердито отрезал тот. – И никого нам не надо. Я сам! Я сам это сделаю!..
– Ты? – уже с полным недоверием воскликнул Василь.
– Ну да, я. И вот увидишь: ходить будешь, как прежде.
– А откуда ж ты такое умеешь? Это ж операция. Надо курс наук скончить, чтоб такое знать и уметь. Ты уже делал это когда-нибудь?
Антоний нахмурился. Он не мог справиться со своим странным влечением, что-то прямо-таки вынуждало его упорствовать в своем решении. Но одновременно он все-таки сообразил, что ему не дадут его осуществить, просто не позволят, не поверят. Конечно же, он никогда не занимался лечением, а уж тем более складыванием костей в сломанных ногах. Он совершенно точно знал, что среди многих ремесел, которыми ему удалось овладеть во время своего многолетнего бродяжничества, не было медицины, он никогда никого не лечил. И сам теперь удивлялся себе – почему он с такой уверенностью смог определить, что увечье Василя можно вылечить. Он удивлялся, но это ни в малейшей степени не влияло на его убежденность и не ослабляло решимости.
Антоний Косиба не любил вранья. Однако на сей раз он не хотел отказываться от него, раз это могло помочь ему достичь цели.
– Делал ли? – Он пожал плечами. – Да много раз. И тебе сделаю, и ты выздоровеешь! Ты же неглупый парень и согласишься.
Дверь приоткрылась, и маленькая Наталка позвала:
– Антоний, иди ужинать! А тебе, Василек, в кровать принести или как?
– Не буду я есть, – нетерпеливо отрезал Василь, сердясь, что прервали столь важный разговор. – Пошла прочь, Наталка!
Он снова принялся расспрашивать Антония и отпустил его только тогда, когда в сенях раздался голос матери, звавшей работника.
Через два дня старый Прокоп подозвал к себе Антония. Мукомол сидел на дворе перед мельницей и попыхивал дымком из своей трубочки.
– Что это ты там наговорил моему Васильку? – спросил он задумчиво. – Вроде как про лечение какое-то.
– Правду сказал.
– Какую такую правду?
– А что я могу избавить его от увечья.