О собственном прошлом Мост рассказывал увлекательно, но хотел узнать и о моих детстве и юности. Всё, чем я жила до приезда в Нью-Йорк, теперь казалось мне несущественным, однако Мост не соглашался со мной. Он настаивал, что раннее окружение и условия жизни существенным образом влияют на последующие годы. Ему было интересно, только ли чикагская трагедия пробудила во мне интерес к общественным проблемам — может быть, и впечатления детства оказали косвенное влияние?
Одна история школьных лет особенно заинтересовала Моста. Когда мне исполнилось восемь, отец решил, что я буду жить у бабушки в Кёнигсберге и там же ходить в школу. Бабушка владела парикмахерским залом — впрочем, им управляли три её дочери, а сама она торговала контрабандой. Отец довёз меня до Ковно, где нас должна была встретить бабушка. По дороге он назидательно объяснял, от чего ему придётся отказаться из-за ежемесячного выделения сорока рублей на мои нужды. Пойти я должна была в частную школу — отец не мог допустить, чтобы его ребёнок посещал Volkschule28. Он обещал сделать для меня всё, если я буду хорошей девочкой, стану усердно заниматься и слушаться учителей, бабушку, тёть и дядь. Но вместе с тем отец грозился, что никогда не заберёт меня домой, если ему пожалуются на моё поведение — тогда он приедет в Кёнигсберг и выпорет меня. В сердце прочно поселился страх перед отцом. Я даже не оценила заботливый приём бабушки и хотела лишь одного — чтобы отец быстрее уехал.
Бабушкина квартира была тесной: только три комнаты и кухня. Лучшую комнату занимали тётя и дядя, а я должна была спать вместе с младшей тётей. Мне никогда не нравилось делить с кем-то кровать — это был извечный камень преткновения между мной и Еленой. Каждый вечер мы спорили, кто ляжет у стенки, а кто — с краю: я всегда хотела спать с краю, там было свободнее. Мысль о том, что теперь придётся спать с тётей, угнетала меня, но другого места не оказалось.Мне сразу же сильно не понравился дядя. Я скучала по нашему просторному двору, полям и холмам; всё время я проводила в тяжком одиночестве. Вскоре меня отправили в школу: там я подружилась с другими детьми, и жить стало легче. Целый месяц всё было хорошо, но тут бабушке пришлось уехать на неопределённый срок — и почти сразу же начались мои хождения по мукам. Дядя настаивал, что нет смысла тратить деньги на обучение: сорока рублей еле-еле хватает на моё содержание. Тёти боялись этого домашнего тирана, и все их уговоры были тщетны: меня забрали из школы и заставили работать дома. Ранним утром я должна была подать булочки, молоко и шоколад на завтрак и потом до позднего вечера заниматься множеством дел: заправлять кровати, чистить обувь, драить полы и стирать одежду. Через некоторое время на меня взвалили и готовку. Но дядя всё равно оставался недоволен мной. Меня кидало в дрожь, когда он резко выкрикивал свои указания. День за днём я работала как проклятая и рыдала по ночам, пока не проваливалась в сон.