Я кивнул.
Официант принес два больших стакана. В них плавал лед и торчали соломинки.
– Мне нравится так, – пояснил Хансен, – не подумайте, что я вас принуждаю.
– Ничего, – сказал я.
Если вам приходилось пить виски со льдом через соломинку, то вы знаете, что это за штука: в нёбо будто бы ударяет струя огня, впрочем, огня приятного.
– Знатно, – похвалил я.
Тут я увидел себя в зеркале напротив. Вид у меня был обескураженный. Я давно не пил. Хансен рассмеялся.
– Не расстраивайтесь, – сказал он, – скоро привыкнете. А мне вот придется теперь других официантов учить своим маленьким прихотям – там, где я стану напиваться.
– Жаль, что вы уезжаете.
Он засмеялся.
– Если бы я остался, пришлось бы уехать вам… Нет, – продолжал он, – хорошо, что я уезжаю. Больше пяти лет… Боже мой!
Он допил залпом и заказал еще.
– Вы быстро приспособитесь. – Он окинул меня взглядом. – Вы недурны собой, но в вас есть что-то для меня непонятное. Ваш голос.
Я молча улыбнулся. Чертов тип.
– У вас слишком густой голос. Вы не поете?
– Пою иногда, чтобы поразвлечься.
Теперь я уже больше не пел. До истории с Малышом – да, я пел, подыгрывая на гитаре. Пел блюзы Хэнди, пел старинные песни Нового Орлеана, пел кое-что свое, импровизируя на гитаре. Но теперь никакого желания петь у меня не было. Теперь, кроме денег, меня ничего не интересовало. Мне нужно было много денег, чтобы сделать то, что я задумал.
– С таким голосом все женщины будут ваши, – сказал Хансен.
Я пожал плечами.
– Вас это не интересует?
Он хлопнул меня по спине.
– Загляните-ка в аптеку напротив. Может, удастся кое-кого подцепить. У них там в безалкогольном баре нечто вроде клуба. Малолеточки. Те самые, что носят красные носочки и пишут письма Фрэнку Синатре. Так вот, эта аптека – их генеральный штаб. Вы уже должны были это заметить. Нет? Ах да, вы же все эти дни не выходили из магазина.
Я заказал еще виски. Оно уже чувствовалось во всем теле.
Там у нас такого не было. Мне этого захотелось. Малолетки лет пятнадцати-шестнадцати с острыми сосочками, выпирающими из-под облегающих футболок, что доставляет этим мерзавкам особенное удовольствие. И носочки. Ярко-желтые или ярко-зеленые; туфельки без каблуков; пышные юбки; круглые коленки; садятся на траву, скрестив ноги так, что выглядывают белые трусики. Да, мне очень этого захотелось, этих девчонок в носочках.
Хансен смотрел на меня.
– Все они не прочь, – сказал он, – вы ничем не рискуете. Они знают кучу мест, куда могут вас затащить.
– Вы меня принимаете за свинью?
– О нет, я имел в виду потанцевать.
Он улыбнулся. Без сомнения, у меня был заинтересованный вид.