Среди учителей коллежа — Жорж Бушанан[278], человек, сыгравший позже в истории Шотландии значительную роль — автор высокоценимых тогда латинских трагедий; в школьных спектаклях Монтень очень удачно играет и в трагедиях Бушанана, и в трагедиях других авторов. Он превосходит других исполнителей модуляционными способностями голоса и с детства в совершенстве освоенным знанием языка.
Воспитание не поддающегося воспитанию мальчика формально завершено к тринадцати годам, и с этих пор на протяжении всей своей жизни Монтень становится ее учеником и учителем.
После школы, после коллежа тринадцатилетнему мальчику, похоже, дается некоторое время на отдых в отцовском доме, прежде чем его отправят изучать юриспруденцию в университет Тулузы или, возможно, Парижа. Во всяком случае, он сам рассчитывал на двадцатом году полностью завершить свое образование: «Что касается меня, то я думаю, что наша душа к двадцати годам уже становится такой, какой должна стать, и что далее она развивается сама в соответствии со своими способностями… Мне очевидно, что после моих двадцати лет как мой дух, так и мое тело, скорее, стали ослабевать, чем усиливаться, скорее, отставать в своем развитии, чем прогрессировать в нем».
Портрет молодого Монтеня не сохранился. Но сам себя он описывал на протяжении своей жизни много раз с такой тщательностью и проницательностью, с таким удовольствием, что, доверяя его правдолюбию, можно получить о его внешности достаточно полное представление. Ростом Монтень, как и его отец, поразительно мал, что он считает недостатком и о чем сожалеет, поскольку эти несколько дюймов ниже среднего роста, с одной стороны, делают его заметным, а с другой стороны, отрицательно сказываются на его значительности при посещениях высшего общества.
Но многое другое в молодом дворянине привлекательно. Крепкое, здоровое тело, нежные черты лица, узкий овал с тонким носом, каждая линия которого изящно очерчена, ясный лоб, красиво изогнутые брови, полные губы, каштановая бородка, с каким-то тайным умыслом затеняющая их, — вот портрет, который молодой Монтень предлагает миру. Глаза, необычные своим сильным, всматривающимся блеском, в те времена, вероятно, в его взгляде не было еще легкой меланхолии, она появится на портретах более позднего времени.
По его собственному замечанию, он был в соответствии с темпераментом если не очень живым и веселым, то, по крайней мере, спокойным и уравновешенным. Для рыцарских добродетелей, для увлечения спортом и играми, требующими физических усилий, ему недоставало подвижности и живости своего отца, который и в шестьдесят лет мог, опираясь на свои кулаки, перемахнуть через стол и, перепрыгивая через три ступени, бегом подняться по лестнице своего замка.