«Подвижным и ловким я не был никогда. В музыке, или пении, или в игре на каком-нибудь инструменте мне не смогли ничего преподать, у меня нет никаких музыкальных способностей. В танцах, в игре в мяч или с кольцами я никогда особенно не отличался. Плавать, прыгать через препятствия или в длину, фехтовать я совершенно не умею. Мои пальцы так неловки, что я сам не могу прочесть, что написал, я не могу как следует сложить письмо. Никогда не мог я очинить перо или оседлать свою лошадь, выпустить сокола или обращаться с собаками, лошадьми, охотничьей птицей».
Монтень предпочитает общение, радость доставляет ему, в частности, общение с женщинами, которые, по его словам, с самых молодых лет очень привлекали его. Обладая чрезвычайно живой фантазией, он легко входил в контакт. Не будучи щеголем, — он признает, что вследствие известной простоты, к которой склоняется его природа, он относится к людям, которым богатая одежда всегда придает что-то скорбное, печальное, — он ищет общества, товарищей.
Настоящим же удовольствием для него является беседа, спор, но спор, подобно фехтованию, не ради страсти к спору, не из вражды. Горячая гасконская кровь иногда, правда, доводит до резких, страстных выпадов, но все же с самого начала поведение контролирует ясный, по природе своей темперированный интеллект. Монтень, которому непереносима всякая грубость, всякая жестокость внушает отвращение, испытывает при взгляде на чужие страдания физические муки.
У молодого Монтеня, до того, как жизненный опыт и общение с книгами сделали его мудрым, за душой не было ничего, кроме инстинктивной мудрости любить самое жизнь и себя в этой жизни. Еще ничего не решено, еще нет видимой цели, к которой бы он стремился, нет никаких дарований, которые властно и отчетливо дали бы о себе знать. Нерешительно смотрит двадцатилетний юноша любопытными глазами на мир, пытаясь увидеть то, что тот ему даст.
В жизни Монтеня имеется решающая дата — дата смерти его отца, Пьера Эйкема, в 1568 году. Ибо до этого молодой Монтень вместе с отцом, матерью, супругой, братьями и сестрами жил в замке, который несколько эмфатически называет «замком своих предков», нисколько не заботясь ни об имуществе, ни о хозяйстве, ни о торговых делах. Со смертью отца он получает наследство, к тому же — богатое наследство.
Как первенцу, ему передается титул и рента в десять тысяч ливров, но при этом еще груз ответственности за все имущество. Матери возмещается ее приданое, и Монтеню, как major domus [279], как главе семьи, приходится заботиться о сотне малых дел, ежедневно делать всяческие расчеты или, по крайней мере, проверять их, это ему, кто не очень-то хочет нести ответственность даже за свой образ жизни. И ничего нет для Монтеня более противного, чем регулярная работа, требующая наличия чувства долга, усидчивости, упорства, тщательности, то есть всех добродетелей методичного человека.