Наступил 1580 год. Изолированный от мира, он десять лет просидел в своей башне, решив, что здесь и завершит свою жизнь. Но тут он понял, что ошибся, а Монтень всегда признается в своих ошибках.
Первая ошибка заключалась в том, что он полагал, будто в тридцать восемь лет он уже стал стариком и что слишком рано начал готовиться к смерти, собственноручно уложил себя в гроб. Сейчас ему сорок восемь, и он с удивлением видит, что чувства не угасли, а пожалуй, скорее стали ярче, ум — яснее, душа — менее чувствительной, более любопытной, более нетерпеливой. Нельзя так рано отказываться от всего, закрывать книгу жизни, как будто бы уже прочитан последний лист. Приятно было читать книги, часок побыть с Платоном в Греции, часок послушать мудрого Сенеку, с этими спутниками из других столетий, с этими лучшими из лучших на свете жить было хорошо и спокойно.
Но даже если и не хочешь, приходится жить в своем столетии, воздух твоего времени проникает даже в закрытое помещение, особенно если этот лихорадящий и душный воздух несет грозу. И мы пережили все это, если страна охвачена возбуждением, то и в уединении душа не найдет себе покоя. Сквозь стены башни, сквозь стекла окон чувствуем мы волнения времени, можно разрешить себе передышку, но полностью уклониться от них невозможно.
И о второй допущенной им ошибке Монтень постепенно узнает: он искал свободу, уйдя из большого мира, из политики, от службы и домашних дел в свой маленький мир дома и семьи, а вскоре обнаружилось, что он одни связи поменял на другие. Да и изоляция, которую он создал себе вблизи дома, не удалась, не удалось укорениться здесь одиночеству, помешали сорная трава, плющ, вьющийся вокруг ствола, маленькие мышц-заботы, грызущие корни.
И башня, в которой он уединился, переступить порог которой никто не смел, не помогла ему. Стоит ему посмотреть в окно, и он видит, что на полях лежит иней, и он уже думает о погибшем вине. Едва раскрыв книгу, он слышит внизу голоса бранящихся людей, а выйдя из комнаты, слышит о соседях, о заботах управления хозяйством. Его одиночество — не одиночество анахорета, так как у него поместье, поместье же необходимо лишь для того, кто получает от него удовольствие. Монтень не привязан к нему. «Копить деньги — трудное дело, в котором я ничего не понимаю». Но поместье висит на нем, не дает ему свободы. Монтень очень ясно представляет себе все это. Он знает, что по сравнению с тем, что творится в стране, все эти заботы смехотворны. Лично он охотно все это бросил бы. «Мне было бы легко от всего этого отказаться». Но поскольку этим занимаешься, от докучливых хозяйственных дел никак не освободиться.