- До тебя тоже пророки были предметом насмешек: наказание, над которым они смеялись, постигло насмешников.
И стоявшие вокруг старики повторяли за ним:
- Скажи им: пробегите землю и увидите, каков был конец тех, которые считали наших апостолов обманщиками.
Я нимало не удивился, увидев Бостана, стоявшего впереди всех, с лицом человека, которого не удивишь ничем на свете. Зная его характер, я должен был с самого начала догадаться, что уж, конечно, он находится в самом центре событий.
Бостан мне мельком кивнул головой и сразу же перевел глаза на палатку. Да и я сейчас же забыл о нем, увидев совсем возле себя Фейсалова. Фейсалов, толстый и важный, стоял, поглядывая по сторонам с начальственным видом. Он был всегда и везде одинаков, и можно -было подумать, что он заведует Мехди и от него зависит, будут сегодня чудеса или не будут.
Когда мне надоело смотреть на Фейсалова и на молящегося человека возле палатки, я посмотрел назад, на толпу, заполнившую котловину. В первых рядах стояли молящиеся. Они повторяли стихи из Корана и верили, что аллах смотрит на них с неба. Дальше стояли зрители, обыкновенные зрители всякого зрелища, будь то цирк, зверинец или явление Мехди. В общем ничего исключительного, ничего подчеркивающего значительность и важность минуты не было. Просто молящиеся и просто толпа. Ничто не предвещало того, что через несколько минут толпа падет ниц, потрясенная чудовищными событиями. И человек на ковре молился так же, как молятся обычно в любой мечети.
Я огляделся еще раз. Нет, не все было по-будничному. Я увидел глаза моей матери. Я увидел калек, стоявших в толпе. Этих людей сюда привело отчаяние и безрассудная надежда. Они смотрели на молящегося, на палатку, на ковры, они ждали чудес, чудес во что бы то ни стало.
Кто-то тронул меня за рукав. Бостан, пробравшийся сквозь толпу, стоял рядом со мной.
- Спорю на рубль, - сказал он шепотом, - что калеки сейчас будут бить Мехди. Я уж думаю, не удрал ли наш мулла, что-то его не видно.
В это время раздвинулись занавески, и из палатки вышел мулла. Я никогда не думал, что люди могут так меняться. В нем ничего не было от того хитрого, жуликоватого человека, которого мы с Бостаном так хорошо знали. Он был важен и медлителен. Он шел спокойно, не торопясь, не глядя на толпу, и даже его дрянная рыжая бороденка выглядела почтенной, торжественной бородой.
Он поднял руки кверху и отчетливым, громким голосом, разнесшимся далеко над толпой, сказал:
- Во имя бога милостивого и милосердного.
И многие из толпы повторили эти слова. Мулла заговорил снова: