- Я вижу! Я все, все, все вижу!
И тут разом кончилась тишина.
Первыми закричали старухи. Они упали на землю бились головами о могильные плиты и рвали на себе одежды. Толпа зашумела, заволновалась, и Мамед, шатаясь, как пьяный, пошел на толпу. Толпа подхватила его. Какие-то люди подняли его высоко на руках и понесли. И он поплыл над толпой, шумевшей и волновавшейся, оглядываясь ясными, зоркими глазами, выкрикивая молитвы, которые сотни голосов повторяли следом за ним. И он проплыл далеко туда, где стояли зрители, недоверчивые люди советских городов и деревень. Там было тише. Там никто не рыдал и не рвал на себе одежд. Там смотрели на него недоумевающе и выжидательно.
Многие, знавшие его, окликали: «Это ты, Мамед?» И он отвечал им молитвами, но все его видели, и никто уже не сомневался. Да, это тот самый Мамед, слепой корзинщик, которого они уже знали несколько лет. И на каждого, кто его окликал, набрасывались стоявшие рядом с вопросами: кто он? В самом деле он был слеп? И знавшие старика разводили руками: да, в самом деле, он, слепой, и они его знают давно. Слухи шли, и толпа волновалась, не зная, что думать, что предполагать.
И пока по толпе, как круги но воде, расходилось волнение, возле белой палатки готовились новые события.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Сбывшиеся желания. - Незнакомый крестьянин советует моему отчиму уснуть, а дряхлый старик дает мне важное поручение.
- Мехди, - услышал я крик моей матери, - Мехди, взгляни на меня и на моего мужа! Вот мы стоим перед, тобой и умоляем о милости. Неужели ты не сделаешь, для нас того, что сделал для безбожника? Пожалей меня, Мехди!
Мать ползла к мулле на коленях. Отчим, потрясенный чудом, был страшен. Я никогда его не видел таким. Он мычал, мотая головой, как будто бы ворот давил ему горло, и быстро шевелил пальцами около своего рта - жест, по видимому, означавший и мольбу о помощи и надежду. Странно было слышать это болезненное мычание, странно было видеть уродливые ужимки на его лице, а калеки, стоявшие сзади, кричали и наперебой требовали чудес.
Мулла молился. Казалось, что он не слышал ни диких воплей калек, ни просьб моей матери. Размеренно и спокойно он повторял стихи Корана и кланялся и целовал землю.
И снова в толпе началось движение. Расталкивая стоящих впереди, из задних рядов пробивались хлопкоробы и виноградари, колхозники и горожане. Они больше не смеялись и не шутили, Они шли с серьезными и нахмуренными лицами, шли, чтобы понять, что происходит здесь, шли молчаливые и враждебные, готовые уличать и требовать правды. Они обходили молящихся, они заслоняли их, и вот уже палатка была окружена не безумными стариками и старухами, а спокойными настороженными людьми, подозрительно смотревшими на муллу.