Мы рассчитали правильно: какой газетчик стерпит такое отношение к «своим» новостям!
Сергей немедленно вскочил с нар и бросил нам вызов: — Значит, вам безразлично, с чем я вернулся из частей? Безразлично? Ну и черт с вами! Только все равно вы врете!
Это тоже было правильно. И Сергей уверенно продолжал:
— Вы убеждены, что я — щенок, что я — новорожденный, что ждать от меня какого-нибудь путного материала — то же, что ждать от нашего редактора человеческого слова и литературного вкуса! Хорошо же! Мальчишки! Садитесь в кружок, как в пионерском отряде, рвите на себе коллективно волосы и слушайте! Вы, значит, ничего не прозевали в «хозяйстве» Петрова? Еще бы! Что вам какая-то Бабкина! Что вам, что она представлена к ордену Красного Знамени! Ну, застрелила двух трусов… Ну, вытащила на себе раненого летчика, который упал между нашими передовыми и немецкими…
— Гм… Гм… Мы, кажется, действительно, прозевали стоящий материал.
— А девушка-то какая!..
Кто-то тоном уже побежденного спросил Сергея:
— Ты долго с нею беседовал?
— Нет, я еще не видел ее, мне рассказал о ней комиссар дивизии. Кстати, забыл добавить: она, ко всему прочему, еще вывезла на себе с поля боя противотанковую пушку.
— Одна?
Но Сергей решил, что он уже разгромил нас и не счел нужным обращать внимание на подобные придирки.
— Нет, вместе с тобою!
Ох как мы ему отплатили за этот наглый ответ, вы бы только видели! Как мы все захохотали в лицо ему, все, как по команде! Мы начали раскачиваться из стороны в сторону, держаться за животики, хлопать друг друга по плечам, указывать на Сергея пальцами.
Он понял, что переборщил, и хотел что-то сказать… Куда там! Мы начали шпынять его репликами. Мы издевались над ним.
— Сергей, зачем ты начал одеваться? Ты спешишь к ней?
— Сергей, не влюбись! Если она станет твоей женой, она по утрам будет упражняться тобой вместо гири, она пушки одна вытаскивает!
Он все-таки сумел вставить:
— Тупицы! Першероны!
Но мы с ходу подхватили новое слово.
— Вот спасибо, — заорали мы ему, — подсказал! А то бы мы ни за что не вспомнили, как называют этих битюгов!..
Мы бы окончательно затюкали его — без злобы, без яда. Просто очень хочется смеяться на фронте. Так вот, мы бы окончательно затюкали его, но в эту минуту в блиндаж вошел редактор. Он был человек вечно занятый, и смех в его присутствии звучал просто-таки оскорблением. Он сурово посмотрел на всех, а затем принялся переводить свой тяжелый взгляд с одного на другого. Улыбки быстро улетучивались с наших лиц, но сразу исчезнуть они все же не могли.
— Я вижу, вам очень весело, — сказал редактор. — И никто не работает!