Словом, пришлось удрать на лестничную клетку, но через запертую дверь двухуровневой квартиры в элитной многоэтажке я сумела расслышать продолжение сцены. Сыночек расплакался, мамочка принялась его утешать: «Можно ведь и развестись», – а отец тут же начал звонить лучшим юристам с вопросом, возможно ли объявить брак недействительным. «Нет? Потому что брачующиеся уже вступили в телесную связь? А если это не его ребенок? Все равно нет? Черт, что за хреновы законы в этой стране!!!»
И, похоже, только там, на темной лестничной клетке, я осознала: во что же это я влипла? До сих пор помню дрожь испуга, пробежавшую по позвоночнику, словно я предчувствовала самое худшее. Вдруг я согнулась пополам, меня вырвало на сверкающий кафель пола, и у меня открылось кровотечение.
Ребенка я потеряла, зато получила мужа и ненавидящих меня свекров.
Ася, все это время слушавшая молча, осторожно спросила:
– Но ведь… но ведь если ты уже не была беременна, а Кшиштофа не любила… может, стоило развестись?
Кинга посмотрела на нее долгим взглядом.
– А кто сказал, что не любила?
– Я так подумала… Ты так говоришь о нем…
– Это сейчас я так о нем говорю. Сейчас я его и впрямь ненавижу, и у меня есть на то причины, но тогда… тогда нам было хорошо вместе. У нас была отдельная квартира – правда, недалеко от свекрови, которая день за днем лила собственному сыну в уши яд о том, с какой распутницей он связался, и от свекра, который знай себе твердил, что его мальчик мог бы стать большим человеком, кабы не эта пронырливая шлюха, вынудившая его жениться… Разумеется, велись сии глубокомысленные беседы в мое отсутствие; лишь во время семейных ссор мой супруг слово в слово повторял мне то, что говорили его родители. Впрочем, в непосредственном общении со мной и свекор, и свекровь вдруг стали необычайно любезны… У меня по-прежнему была любимая учеба и работа, которую я воспринимала как хобби, как воплощение мечтаний, а не как тупую пахоту, – хотя поверь, Ася, перекапывать садовые участки и сажать там по несколько десятков растений – нелегкий кусок хлеба. Зато и удовольствие от работы – огромное! Это-то и позволяло мне забыть о потерянном ребенке, об утраченной юности и свободе – да-да, свободы мне тоже недоставало, хотя Кшиштоф так и оставался подкаблучником. Лентяем он тоже оставался. Договоренность была такова: его старики дают половину бабок на квартиру, а об остальном забочусь я. Их сыночек должен быть накормлен и обстиран, кредит за квартиру – оплачен. Квартплата, вода, электричество – с этим разберемся, а «разберемся» – значит, заплатит Кинга. Дескать, не жалуйся, потаскуха: что хотела, то и получила.