Очкарик затрясся еще сильнее.
— Я не убивал никого! Я когда про Органиста этого первый раз услышал, тоже сперва подумал, что история как-то с древним китайским учением связана…
Тут в разговор вступил Круглов:
— В чем суть учения?
Очкарик удивленно указал пальцем на Майского.
— А он разве не знает?
— Нам надо знать, что известно тебе. Ну? — Взгляд Круглова ничего хорошего не обещал.
— Ну, там вообще все посвящено тому, как достигнуть свободы от материального мира… Полной внутренней свободы… Она же — бесконечность. Для достижения наивысшей ступени надо избавиться от привязанности к людям. Надо избавиться от нравственности, поскольку она тоже приковывает к материальному миру. Для этого нужно убить восемнадцать детей, какого-то определенного возраста, я не помню точно какого… Причем убить их именно ядом куфии.
— Почему именно им? — подобралась Рогозина.
— Это тоже целый ритуал. Говорят, настоящий яд куфии может приготовить только человек, который уже готов к последнему шагу.
— Я не понимаю… — сдавленно проговорил Майский. — Убийства детей — это демонстрация свободы от морали? Но кому, зачем?
— Да не знаю я! — вскричал «лидер». — Это же все легенды…
— Легенды, значит, — оскалился Майский. — А чего ж ты мне тогда поверил, когда я тебя в Китай зазывал? Сам повелся на эту бесовщину небось не хуже своих… идиотов.
— По этому учению нужно вырезать органы? — спросила Рогозина…
— В том-то и дело, что нет! — Очкарик яростно замотал головой. — Достаточно вколоть детям приготовленный яд. И все! Ничего вырезать не надо.
— Ничего не понимаю! — Майский стиснул голову руками.
— Он вырезал органы, чтобы скрыть следы отравления… — тяжело проговорила Рогозина. — Этот яд должен оставлять следы в почках и печени…
Зазвонил ее телефон.
— Да. Ясно. Поняла. Спасибо. Едем. — Закончив разговор, Галина Николаевна повернулась к мужчинам. — Нашли Гущину. Она мертва.
— Семнадцатая, — с какой-то волчьей тоской произнес Круглов. — Осталась одна.
— Поехали на место, — сказала Рогозина.
Трое милиционеров направились к двери. Вслед им раздался вопль:
— А я? Я, честное слово, ни в чем не виноват!
Круглов обернулся.
— Знаешь, бесконечность я тебе не гарантирую, но лет пять точно.