— Да, я знаю. Я, конечно, большой дурак… А что это у вас за палочка?
— Это не палочка, это трубка. Курительная. Китайская, кстати, — добавил добродушный писатель и подмигнул в точности, как Тесей пару минут назад.
— Ясно… А как ее курят?
— А вот так.
Чугунов приставил трубочку ко рту и дунул.
Стрела воткнулась в кожаную куртку немного правее солнечного сплетения Валеры. Музыкант оторопело поднял руку, взял маленькую стрелку и поднес ее к глазам. Его лицо ничего не выражало.
Писатель Чугунов прошел мимо застывшего Тесея и открыл дверь. В этот момент Валера начал оседать на пол, и сосед еле успел его подхватить.
— Идем, дружище, опирайся о мое плечо, — заботливо сказал он. — Давай, пока у тебя ноги ходят.
Они вышли из квартиры, и Чугунов одной рукой запер дверь.
— Вот так, — приговаривал он, волоча одеревеневшего музыканта по ступенькам. — Это же надо было так напиться!
Таким манером парочка спустилась в подвал. Здесь одному из них — живому и подвижному — пришлось куда сложнее; путь до репетиционной базы панков занял минут двадцать. У новенькой двери Чугунов обшарил карманы Валеры, нашел ключи. По-прежнему действуя одной свободной рукой, он отпер замки, втащил музыканта внутрь и свалил его на диван.
— Ты спи, а у меня еще дела. Очень много дел, — сказал он лежащему с открытыми глазами Тесею.
Потом писатель разжал его пальцы и забрал стрелку.
— Прости, но это моя игрушка.
Он огляделся и обнаружил на полу рядом с диваном несколько открытых пивных бутылок. Одна из них была наполовину полной.
— А вот это очень кстати, — сказал Чугунов и обильно полил Валеру выдохшимся пивом.
Он бросил ключи от подвала на пол и, уже исчезая в двери, сказал:
— Ты не скучай, я потом тебя еще навещу, если будет время.
Музыкант остался один. Он мог двигать только глазами, но смотреть было не на что. Лидеру «Пьяного Минотавра» оставалось только поддерживать тлеющие огоньки сознания, не давать им потухнуть. Но вскоре у него не осталось сил даже на это.
Москва. Квартира Станислава Семеновича.
>«Я становлюсь перестраховщиком… В Лондоне такого не было…»
На дорогу к Станиславу Семеновичу Волков потратил непозволительно много времени. Он чуть помедлил перед домофоном, но отступать было не в его правилах — не в правилах Настоящего Человека. Оставалось надеяться, что пожилая чета не отнимет у него больше часа — рейс до Шанхая отправлялся в восемнадцать сорок.
Когда он позвонил в домофон, было десять тридцать. Если учитывать обратную дорогу, приготовления к перелету и последние сборы, да еще добавить хотя бы час на непредвиденные обстоятельства, на Станислава Семеновича с супругой оставались считаные минуты.